– Знаешь, это не очень красиво – пялиться на чужие груди, – сказала она.
– Ну не на свои же груди мне пялиться? – резонно заметил мальчик.
– Давай не придуривайся, – сказала она.
– Хочешь, я прогоню его? – сказал её мужчина.
– Слушайте, что плохого в том, что я пялюсь на чьи-то груди? Я же не собираюсь их лапать? – сказал мальчик и пошел дальше по пляжу.
– Конечно, нагловатый типец, но, если честно, мне он нравится, – сказал мужчина.
– Мне тоже. Ну и потом, мне нравится, что он пялится на мои груди. То есть мне нравится, что ему они нравятся. Что ХОТЬ КОМУ-ТО они нравятся, – сказала она.
– Брось ты, у тебя волшебные груди – кому они не нравятся?
– Тебе не нравятся. Отрежь-ка мне еще немного арбуза. Хочу быть толстой дурой, – сказала она.
– Дура, от арбуза не толстеют, – сказал мужчина, и они еще долго валялись на песке.
Я перечитал написанное, допил кофе и закрыл файл, не сохранив этот текст. Так и знал: дурацкая история. Только зря держал её в голове.
Не знаю почему – не получается писать о хороших людях, хоть лопни. Нет настроения придумывать истории о людях, которых любишь. Которые с тобой. В разы легче писать о тех, кто приносит проблемы и несчастья. О тех, кто уходит. О тех, от кого уходишь ты. О тех, кто бросает, и о тех, кого швыряешь сам. О тех, кто не с тобой. «Уже» или «еще» – не имеет значения.
Никогда не замечали, как плохо пишется, когда рядом тот, кого любишь, и вы счастливы и весело проводите время? Банально не думаешь о таких штуках: кому хочется тратить дни и тем более ночи на жуткую писанину? Есть тонны других интересных вещей.
Пишут несчастные. И если вам нравится, например, чей-то любовный сонет – так и знайте, его написали не от хорошей жизни. Что-то прогнило, где-то треснуло – вот и садится неудачник за письменный стол. Глотает литры кофе, пялится на её фотку и с диким желанием придумывает рифмы. Чтобы хоть что-то исправить. Или тупо выболтаться перед самим собой.
Наверное, коэффициент счастья определяется объемом написанного. У счастливых – пустые полки. У неудачников – библиотеки Конгресса.
Скрипнула дверь, и в комнате появился Марк. В нелепых шортах и рубашке в тонкую синюю полоску.
– Кто-нибудь есть в доме? – сказал он.
– Марк, я на веранде, – сказал я.
Марк сел на свободную табуретку, растянул ноги и закурил сигарету.