Во время посещения банка менеджер по ценным бумагам не смог сдержать любопытства и поинтересовался параметрами моей торговой системы.
Я отчетливо видела зависть и алчный блеск в его глазах. Ответила честно, что никакой торговой системы у меня нет.
Не могла же я ему сказать, что прежде, чем начать работать в электронном фондовом рынке, я рисую человеческие лица, и, дождавшись волны наития, легко угадываю тренд. Его сардоническая улыбка и без того говорила о полном недоверии к моим словам.
Что греха таить, меня также несколько напрягало это обстоятельство. Торговать по наитию на рынке ценных бумаг могут только безумцы и гении, к числу которых я не принадлежу.
Как же в таком случае я вхожу в рынок и так эффективно открываю и закрываю позиции? Этого я не понимала.
Естественным продолжением моей преобразовательной деятельности стало увольнение с работы.
Это решение пришло внезапно и принесло радостное чувство освобождения.
Совсем не работать я не могла и решила работать на себя.
Я купила дом в пригороде, а также хороший компьютер с программным обеспечением для дилинга. Правда, мне пришлось ограничить себя в размерах дома и стоимости его дизайна и оборудования. Моих средств на всё это пока ещё недоставало, поскольку дом я выбрала хоть и небольшой, но красивый. Поэтому пришлось взять и небольшой кредит.
Но дом стоил того – белый двухэтажный с зелёной крышей. Он выглядел как легкий парусник – волшебный корабль.
Строил его для себя начинающий архитектор, проявив при этом отменный вкус способности. Красота и удобство гармонично сочетались в этом творении.
Увидев его впервые, я сразу поняла, что это будет мой дом. Он создан для меня. И я его купила вместе с обстановкой.
Когда привыкаешь принимать решения и выполнять их, этот процесс доставляет удовольствие.
Теперь я жила одна и сама распоряжалась своим временем, поскольку с начала лета мужская часть нашей семьи отправилась в круиз. А после этого осела до конца лета в Петербурге.
Эта идея, как ни странно, принадлежала мужу Михаилу, который уже давно привык себя считать человеком, насмерть замученным семейной жизнью, испившим чашу земных страданий до дна.
Его невозможно было ничем удивить. Если же что-то и могло показаться ему действительно удивительным – он этому просто не верил.
И в глубине души он очень жалел себя. Считал, что растратил жизненные силы на семью, на детей, пожертвовал всем, а жена не хочет на него молиться. Бросил бы – да куда пойдешь? Лучше закрыться свежей газетой, лежа на мягком диване в красивой пижаме. Но теперь он вдруг покинул свое лежбище.