За проходной мы снова строимся и, печатая шаг, движемся по центральной аллее в направлении причальной стенки, потом звучит команда – «левое плечо вперед!» и строй шагает вдоль нее.
У причалов, рядом с дебаркадерами, под сеткой камуфляжа застыла «золотая рыбка»*, на корпусах двух соседних лодок всплескивают блики сварки и стучат пневмомолотки, завод кует ядерный щит Родины.
Потом мы приближаемся к громадной коробке расположенного вблизи залива 50-го цеха, в котором укрыт наш ракетоносец и ступаем под его высокие своды.
То, что перед нами, похоже на иллюстрации из романа Свифта.
Только вместо Гулливера, на установленных на рельсах массивных тележках, возлежит черная химера левиафана,* а вокруг, на платформах и смотровых площадках, толпятся группы тех, кто его создал.
Экипажу определяют место в непосредственной близости от корабля, затем равняют по линейке, и командир с замполитом отправляется для отдания рапорта на площадку, где стоит высокое начальство.
Оно представлено целым сонмом адмиралов, гостями из Москвы и руководством предприятия.
Здесь же, чуть в стороне, блестит медью военный оркестр.
Пока тянется подготовительная часть, по знаку помощника (вопрос согласован с заводчанами), два наших мичмана быстро укладывают на рельсы перед тележками заветные рубли, а мы, задрав головы, с восторгом глазеем на корабль и ждем торжественного момента.
Наконец в цехе гулко щелкает, где-то вверху с расстрелов срывается стайка воробьев, и начинается посвященный знаменательному событию короткий митинг.
Слово поочередно берут директор предприятия, главный конструктор проекта и Главком ВМФ.
Речи двух первых завершаются аплодисментами гражданских, а на поздравления Главкома мы набираем в грудь воздуха и оглушительно орем троекратное – «ура!».
Затем наступает кульминация действа, кто-то из офицеров штаба вручает командиру бутылку шампанского, и тот направляется к выпуклому борту ракетоносца.
Взмах руки, искры осколков и белая пена на корпусе.
– ».. рра!!» мешается с громом государственного Гимна, тележки чуть вздрагивают и махина крейсера почти неощутимо начинает свой ход по рельсам.
Потом он убыстряется, корабль выплывает из-под высоких сводов и величаво катится к родной стихии.
Еще десяток секунд, тупой форштевень гонит впереди громадную волну, и аспидная туша замирает на водной глади.