Пока стена способна тень мою
терпеть на плоскости, но не холодный камень
хранит следы, пока я узнаю
себя в стекле, пока ещё руками
могу писать – я буду говорить.
Мне 43. Я переехал свет наполовину.
Вторую половину полюбить —
мне не случилось. Волжские равнины —
теперь пейзаж привычный за окном…
Слова чернят невинную бумагу.
В наборе букв, как будто под замком
скрываются и смысл и отвага —
неведомые больше никому…
Поскрипывает шарик осторожно.
Бумага терпит, взяв мою вину
себе на плечи… И теперь, возможно,
я буду говорить, что не умру.
По крайней мере, не сейчас, не летом,
когда жара. Ведь даже комару
жить хочется, хотя бы до рассвета…
Я буду говорить! Слова. Слова.
Но что сказать теперь ещё о жизни? —
что оказалась, видимо, права,
сказав однажды, что в другой отчизне
болит сильней от мыслей голова.
Как друг мне написал: «Черни листы
в родном Отечестве. Хоть в мире много места —
вода смывает новые следы
и покрывает пеной повсеместно,
и убегает восвояси…» Ночь
в такое время года всё короче.
И фонари, как маяки, – точь-в-точь —
на берегу. И всё длиннее строчки.