перед массивным, серым зданием Буш-Хауса. Мы обнялись (чего я никак не ожидал от Фимы), зашли в здание Би-Би-Си, и он провёл меня бесконечными коридорами в их редакцию. Это было помещение с низким потолком, разбитое на закутки со столами. На столах – страшный бедлам: стрекочущие пишущие машинки, газетные вырезки, лотки с торчащими из них пачками бумаги, смешные объявления на стенах. Атмосфера очень непринуждённая. Ребята (в основном, евреи) сидели за столами, стояли, тихо беседуя друг с другом, курили, напряжённо всматривались в маленькие экраны компьютеров. Слева у двери – крошечная кабинка для записи, в которой уже сидел Алексей Леонидов, в наушниках на голом черепе и очках в стальной оправе. Было слышно, как он объявляет: «Говорит Лондон. Начинаем…». Так вот, как это делается! Как всё просто, обыденно! Пока я все оглядывал, стоя в дверях, меня «засек» их начальник, англичанин. Фима на минуту отошёл к себе в свою комнатушку, и я стоял один. Он тут же меня заметил, и я увидел, как он меняется в лице: «в редакции «чужой», а он не знает!» Он решительно направился ко мне, начал по-английски: «Can I help You?», но тут подскочил Фима и всё объяснил. Мы прошли к нему в конторку, и он рассказал мне о своих «достижениях». На полке стоял целый ряд видеокассет с его репортажами. Он встречался со многими выдающимися музыкантами современности. Мне запомнилась одна фамилия: Штокхаузен. Ничего о нем раньше не слышал. Оказывается, это один из столпов современной электронной музыки. Фима встречался и с нашими новаторами в области музыки: Альфредом Шнитке, Софьей Губайдуллиной, Эдисоном Денисовым, не говоря уже о многих американских и европейских джазменах. Я выразил своё искреннее восхищение его успехами и поинтересовался, как у него дела на личном фронте. По тому, как он опустил глаза, я понял, что об этом ему говорить не хочется, и быстро перевёл разговор на себя. Я вкратце поведал ему историю моего приезда в Лондон. Узнав, что я здесь «по делу», в качестве «гостя» Чосеровского фестиваля (и к тому же совсем без денег), он оживился и сказал, что на этом можно заработать. «Ты можешь рассказать об этом в прямом эфире. Я тебя сейчас познакомлю с Зиновием Зинником и он всё устроит». Я был несколько ошарашен таким поворотом дела и стал отказываться, но Фима отмёл мои сомнения, сказав, что здесь «и не такие выступают». «Ты же культурный человек, преподаватель ЛГУ. Имеешь право!» Мы подошли к симпатичному человеку с грустными глазами циркового клоуна (ещё один еврей, подумал я) и Фима представил меня ему: «Это… преподаватель Ленинградского Университета. Приехал сюда на Чосеровский фестиваль. Хочет подлиться с тобой своими мыслями о театральной жизни в Лондоне». Все это время я лихорадочно прокручивал в голове различные варианты отказа от интервью. Но вслух, сам того не понимая, воскликнул: «Как, это вы, тот самый