Увидав Жослена с серпом в руках и толстяка Армана, с заплывшим глазом, вооружённого поленом, как господа заблеяли словно овцы.
– Смилуйтесь, святые отцы, не лишайте нас жизни! – Голосили Шаброль, Перрен и Ришар. – Дайте нам мирно уйти восвояси, простите, что нанесли урон обители. Вот, возьмите деньги, всё, что у нас есть с собой, возьмите! Смотрите, тут полно золотых луидоров7 и серебряных экю, заберите их в плату за разорение. Только позвольте нам покинуть монастырь живыми!
Монахи, оторопев, смотрели на кошели, что знатные господа побросали прямо на землю, на белого и недвижимого маркиза, повисшего на руках дружков, как порожний мешок. Они так и стояли, открыв рты, пока господа не скрылись за воротами обители.
Первое время, настоятель Венсан ни в какую не соглашался потратить деньги, что оставили господа. «Это деньги мошенников и разбойников», – уверял старик. – «Они не пойдут впрок». Но монахи впервые решились спорить с господином Марелем.
– Святой Отец, разбойники оставили нас совсем нищими, разорив всё, что попалось им на глаза!
– Как мы сможем пополнить запасы, у нас и миски то целой не осталось!
Скрепя сердце, старик вынужден был согласиться с братьями, но при этом, велел несколько луидоров пожертвовать беднякам и нищим. Пусть, хотя бы немного, перепадёт несчастным, от господской прихоти.
Кошели Лавасьера и его дружков были отказу наполнены звонкими монетами, пожалуй, столько денег никому из обители и не случалось до этого держать в руках. Хватило и на починку загона и на уголь к зиме. На новые горшки и кувшины, на свечи и муку. Да мало ли нужных вещей можно купить, с таким богатством.
И жизнь в монастыре вновь стала неспешной и покойной. Монахи вообразили, что нечестивцев постигла заслуженная кара. Разве можно бесчинствовать в святом месте? Но настоятель, вспоминая глаза мальчика и жуткий голос, который услышал он в день разбоя, не мог спокойно заснуть. Неужто зло, что таилось в Бертане, вновь вырвалось наружу? Выходит, все труды, и забота о чистой душе ребёнка пошли прахом? А он столько лет лелеял мысль, что страшное превращение, ему почудилось.
Старик Венсан с грустью смотрел в ясные глаза своего любимца и тяжко вздыхал.
– Святой Отец, – почтительно произнёс Бертан. – От чего вы стали так грустны последнее время? Не от того ли, что разбойники понесли заслуженную кару?