Родные дети Гастона, характером пошли в мать. Они были сварливы, жадны и завистливы. При том, ленивы, словно маленькие господа. Ортанс и Флоримон вечно отлынивали от работы. Если старшую дочку отправляли с кувшином молока в поле к отцу, оно успевало скиснуть по дороге. А если брату поручали принести хвороста, можно было замёрзнуть возле очага в долгом ожидании.
Но мать никогда не ругала своих детей, брань и окрики щедро сыпались на голову Рене. Бедняжке оставалось молча сносить незаслуженные обиды и дожидаться вечера. Доброе слова она могла услышать только от отца. Гастон брал малышку на руки и напевал забавную песню про Жана – дровосека, что отправился в лес, да позабыл топор. Девочка так и засыпала у отца на коленях.
– Вечно ты таскаешься с этой паршивой девчонкой! – Сварливо бурчала Марта. – Словно она особа королевской крови. Нам приходится кормить лишний рот, вот и вся радость от её появления. Умные люди, хотя бы получают деньги за приёмышей.
– Да перестань ты зудеть, словно осенняя муха! У кого я, по-твоему, должен попросить денег за малышку? Уж, наверное, порядочные люди не бросили бы девочку в лесу.
– Конечно, не бросили, значит, её родня проходимцы и жулики. А может, они убийцы, что скрываются от правосудия. Хороши мы будем, укрывая в доме дитя разбойников!
– Да замолчишь ты сегодня? Весь день я надрываюсь на работе, а дома слушаю твои нескончаемые бредни!
– Можешь не слушать, только потом поздно будет каяться. Если девчонка уродилась в свою разбойничью родню, то, наверняка, прирежет нас ночью, когда подрастёт
Гастон в сердцах сплёвывал приставший к губам табак, и, уложив Рене на узкую лежанку, отправлялся спать. Да уж, повезло несчастному подкидышу попасть в эдакую семейку. За пять лет ни одного дня и часа в ней не царили лад и покой.
В один из осенних дней, Гастон вернулся с поля позже обычного. Рене успела получить увесистого шлепка от матери, за то что, то и дело выбегала на дорогу посмотреть, не идёт ли отец. Нашла забаву, вместо того что бы помешивать суп.
Гастон вошёл в дом, покачиваясь, и тяжело опустился на лавку. Лицо его было бледным, а волосы взмокли от пота и прилипли к вискам.
– Не хватил ли ты лишнего в трактире, муженёк? – Едко спросила Марта.
– Одно служит мне утешением, – прошептал Гастон. – Когда я помру, хотя бы избавлюсь от твоих вечных придирок.