Вначале было слово. Невнятное такое…
Вначале…
Нет, вначале был сразу смелый взгляд, который никто не заметил. Даже она.
Значит, он был не настолько смелый?
Вошла, и я сразу понял – она! Это та самая женщина, которую я ждал. Та женщина, в которую верил; та женщина, на которую всегда надеялся. Женщина моей мечты. Обаятельная, умная, талантливая… Лежащая к сердцу и к душе.
Таких как она сейчас редко встретишь. Всегда найдётся что-нибудь, что отталкивает. Но у неё – всё было хорошо и близко. Даже, ещё не зная её имени, я уже знал, что люблю её.
Влюбился как мальчишка, с первого взгляда.
Потом было узнавание, приближение.
Она мило подшучивала надо мной, но тут же смех её замирал, и переходил в свою противоположность. Она становилась задумчивой и серьёзной. Её останавливает чувство ответственности. Кроме того, она готовится к экзаменам.
Да, хорошо домысливать за других, особенно когда не знаешь, что они думают на самом деле. Но это и есть право влюблённого на влюблённость – всё видеть в положительном свете, так, как ему хочется, и истолковывать все поступки любимого человека в благожелательном для себя виде. Это и есть право влюблённого. Право пылать химерой и надеяться на несбыточное.
Хотя нет ничего несбыточного, если особенно, если очень этого захотеть. Я постоянно держал её в поле своего зрения. Даже не приближаясь к ней, я видел, на что она смотрит, чему улыбается, о чём думает.
Мы с ней решали кроссворд, и не было тогда человека счастливее меня. Быть рядом с ней, разговаривать с ней и слышать её дыхание. Видеть её чудеснейшую улыбку, прелестную игру её замечательных глаз, ощущать её внимание и работу её пытливого ума, – это и было моим блаженством.
Правда, на следующий день мы даже не разговаривали друг с другом. Было полное отстранение и безнадёжность. Но мне было достаточно и брошенного вскользь взгляда.
Был вечер, и я с ней танцевал. Я знал, что она прекрасна и хорошо сложена, но насколько приятнее было это ощущать. Ощущать её тело и танцевать с ней. Она выдала мне стандартный набор из своей биографии, то, что следовало знать всем, то, что она потом и рассказывала всем, то, что давало всё и не давало ничего личного и лишнего о ней.
Я проводил её домой. Точнее, мы проводили её – она, конечно же, перестраховалась. Впрочем, в этом не было особой необходимости. Все были почти трезвы.