Дежурный нехотя оторвался от сканворда и принялся вызывать по рации автотранспорт. Оперуполномоченный распахнул дверь каземата и пригласил хранителя боеприпаса прогуляться до кабинета. Альтернативы у Паши не было. Он покорно встал с нар и проследовал по унылому коридору в неизвестность.
Едва он переступил порог кабинета, как получил ювелирный удар в поддых и, согнувшись в поясе, рухнул рядом со столом, хватая воздух ртом.
– Это для бодрости, сынок, – пояснил Сергей Сергеевич, потирая кулак, – и чтобы не задавал идиотских вопросов… Просыпайся. Хватит сопли по полу размазывать, у меня уборщицы нет.
Он подхватил Пашку за шиворот и усадил на табурет.
– Чё… Чего я вам сделал?
– Хамишь… Подписываться не буду, право не имеете… Я те объясню права и обязанности. Где работаешь?
– В магазине… Фасовщиком. День через два.
– И что фасуешь? Наркоту или «маслят»?
– Овощи… И фрукты.
– Не в нашем супермаркете, случайно? Возле ДК.
– В нашем.
– То-то смотрю, там мандарины недовешивают…
Паша, отдышавшись, оглядел кабинет. Ничего интересного, кроме потертой боксерской груши в углу и плаката с надписью «Виновен!» Под надписью перст, указывающий на посетителя. А в остальном – требующий ремонта госреализм. На сейфе запылившаяся магнитола, выдающая мелодии и ритмы отечественной эстрады.
[ «Сегодня в белом танце кружишься, а завтра Родину продашь…»]
– Объясни-ка мне для начала, господин фасовщик, где ты был вчера в десять вечера?
Конец ознакомительного фрагмента.