Вода гулко плеснула, и на поверхность всплыл зеленый валун, облепленный водорослями и грязью. В центре, возле выступа, похожего на нос, блестели два камушка. Буслай подозрительно оглядел диво и презрительно скривил губы. Валун улыбнулся, будто взрезали ножом кусок дерна, блеснул черными зубами.
– Ичетика не хватало! – простонал Буслай.
Валун приподнялся – мутные струи стекали с головы ичетика на его широкие плечи, ключицы. То, что Буслай принял за грязь, оказалось пиявками. Буслая передернуло от омерзения. Вот пакость!
Глаза ичетика задержались на топоре, опасно сузились.
– Здрав будь, воин.
Буслай процедил сквозь зубы:
– И тебе подобру.
Водную гладь проткнули зеленые руки с жутковатыми желтыми ногтями, в страшенных граблях баклажка смотрелась нелепо. Гридень сплюнул с досады, ичетик заслышал скрип зубов, усмехнулся гнусно:
– Не твоя?
– Ты что, дурак? – озлился гридень.
– Хочешь назад?
– Хочу, – ответил гридень без особой надежды.
Лапа с когтями протянула баклажку.
– На.
Буслай вскочил на ноги, отступил на пару шагов:
– Нашел дурака!
Младший брат водяного не так силен, помельче, но привычки поганые. Пакостит по-мелкому: посевы зальет, подмоет мосточки и крутой берег, а если какой дурак руку сунет, утащит, как пить дать. Эх, баклажка пропала! Стрый нагоняй задаст.
Буслай развернулся. Сочная трава захрустела под сапогами.
– Погоди! – окликнул ичетик. – Бражка есть?
– Чесночная! – огрызнулся гридень на ходу.
В спину ударило так, что не удержался на ногах, упал: в лицо бросилась трава, а лопатки обдало влагой.
В воде хохотал ичетик, гнусную тварь поддерживал хор лягушек. Буслай схватил полупустую баклажку, глаза его метнули молнии в ичетика, но тот на прощание хмыкнул и скрылся, оставляя круги на воде.
– Скотина! – выругался гридень с чувством.
Савка кончил уход за конями, проверил привязь, довольно крякнул. Стрый, ерзая на одеяле, с отеческой теплотой наблюдал за отроком. Через пару лет славный будет воин.
Лют вытащил из мешка птицу, добытую Буслаем утром. Кишки и голову зашвырнул подальше в кусты и принялся рвать перья жилистыми пальцами. Костерок в яме проглатывал пушинки, и вскоре запахло паленым.
Стемнело. День завис на тонкой грани меж сумраком и ночью, кусты на дальнем краю полянки слились в серую массу. Костер бросал вокруг желтый отсвет, красно-желтая полоска отметила лицо Люта. Стрый присмотрелся, нахмурился: