Логика была
простой как лом в разрезе: двое из ларца, то бишь из дворницкой –
так, мелкие шестёрки, сдохнут – не велика потеря. Если что и знают,
то по краям.
Главное –
оставить в живых Тошу и допросить как положено. Если понадобится –
вытрясу из него душу.
Уж такой у
меня личный, если хотите – чисто шкурный интерес. Вряд ли этот
таинственный Афанасий (чтоб ему пусто было!) угомонится, не
отправив меня на тот свет. Значит, будут и другие покушения, а мне
прикажете ходить и вздрагивать при каждом шуме?!
Нет уж…
такой жизни даже врагу не пожелаешь. Шестёрок в расход без всяких
моральных переживаний (туда им, сволочам, и надо!), а Стряпчего
брать живым. Только живым и никаких гвоздей!
Патронов я
не жалел, стрелял в парочку ломившихся на меня гавриков так, чтобы
наповал, без последующего добивания. Собаке – собачья
смерть!
В старом
советском фильме «Коммунист», враги практически изрешетили героя
Евгения Урбанского, но тот оказался живучим и долго держался на
ногах, стараясь достать гадов. Впечатляющая сцена, быть может,
лучшая во всей картине.
Уголовная
морда, что пёрла на меня, воплощала в себе исключительно
человеческие пороки и ничего светлого в ней не было. Тем не менее,
этому гаду достался воистину богатырский организм.
Пули
продолжали дырявить тело, однако кряжистый устоял и даже сделал
несколько шагов в мою сторону, прежде чем грузно свалился к моим
ногам. Не удивлюсь, если он шёл уже будучи мёртвым.
Напарник
бандита – с виду обычный деревенский мужик, таких на московских
улицах тысячи, вынырнул слева. Ему повезло, все пули принял на себя
кряжистый, а этого урода даже не зацепило.
На свету
блеснуло хищное лезвие занесённой финки. Мы действовали почти
синхронно: я направил на него револьвер, а бандит профессионально
попытался насадить меня на перо.
Бах! Ствол
дёрнулся, выплёвывая порцию свинца, и тут же грамотный тычок в
бочину снизу вверх. Треск раздираемой овчины, что-то липкое и
горячее потекло по телу.
Боли я не
почувствовал, такое бывает, когда ты на адреналине.
Пуля
«сминусовала» второго бандита, но оставался третий, самый опасный.
Я постоянно помнил о нём и не расслабился, когда уконтрапупил его
дружков.
В отличие
от них, Тоша на дело взял не нож, а более серьёзную и опасную вещь
-шпалер. Мне поневоле пришлось повернуться к Стряпчему спиной,
когда из дворницкой напали, и теперь я затылком ощущал направленное
на меня дуло. Самое хреновое, что мне-то открывать огонь нельзя!
Пуля как известно дура, если положу Тошу, упущу возможность
поговорить: хладный труп допрашивать бесполезно.