Но вместо этого он наклонился ближе и прошептал мне на ухо:
– Знаешь, мясницкий сынок, я догадался. Ты все обнимаешься со своей умершей мамочкой, да? А она мертва уже… о-о-ох, три недели. Вот откуда вонь. – Он отступил на шаг. – Синьорина, иди домой, – очень сладко сказал он Тессине. – Тебя ждут.
А потом зашагал прочь, чуть перекатываясь на своих кривых ногах, и толпа поглотила его.
Тессина отцепляла мои пальцы от миски с рубцом. У меня начали дрожать коленки.
– Он дьявол, – прошептал я. – Он демон. Я не обмочился, нет?
– Нет. – Тессина посмотрела вниз. – Молодец.
– Спасибо. Хм…
Мне больше не хотелось рубца. Он выглядел как липкая груда червей, а после того, что сказал Марко… Я забрал миску у Тессины и поставил на прилавок.
– Но ты откуда его знаешь?
– Марко? Я вовсе его не знаю. Мой дядя знаком с его отцом. Точнее сказать, преклоняется перед ним. Всякий раз, как Бартоло приходит в дом, дядя перед ним ужом вьется. Это отвратительно.
– Господи! Я-то думал, Барони должны казаться твоим дяде и тете слишком неотесанными. То есть они не разрешают есть рубец, но подлизываются к этому старому бурдюку? Разве он не был наемником до того, как разбогател?
– По-моему, да. А его отец делал бочки.
– Я слышал, он топил своих соперников у себя в погребе.
– Правда? Я слышала, он продавал их туркам, рабами на галеры. В общем, это потому, что он собирается стать гонфалоньером. Наверное, дядя думает, ему от этого что-то достанется. Он бы глаз отдал, лишь бы пробраться на пост. А чтобы Медичи снова заметили семью Альбицци – оба глаза.
– Мой отец…
Я собирался сказать что-нибудь гадкое, просто по-дружески, но Тессина перебила меня:
– Твой отец не выскочка. Он много трудится, и его все уважают. И он не пытается влезть на чужую спину, думая, что наверху горшок с золотом.
Я припомнил опустевший без мамы дом и папино бледное лицо, когда мне случалось его видеть, и то, как мы вместе молча работали в лавке.
– Спасибо, Тессина.
– Наверное, лучше пойти узнать, чего хочет дядя Диаманте, – рассудила она.
– Хорошо.
Я повернулся, чтобы извиниться перед Уголино за пропавший рубец, но он был занят нарезанием окорока. Миска уже исчезла. А на ее месте лежала моя монетка. Уголино поднял глаза, взглянул на монетку и едва заметно кивнул. Я забрал монетку. Мои щеки горели, я собрался что-то промямлить, но он крякнул и вернулся к окороку.