Отомстить и за смерть родителей, и за сестру должны Рогволодовичи, это их святая обязанность.
Сразу после погребальной тризны в разные концы Полоцкого княжества поспешили гонцы с сообщением о подлости князя Владимира Святославича. Несли весть об убийстве князей, об отвергнутом сватовстве, вот только о бесчестии Рогнеды ни слова. Не стали братья о том никому поверять, даже из слуг мало кто знал, хотя многие быстро догадались…
В ответ на страшную весть в Полоцк потекли вооруженные люди, княжество было готово мстить за Рогволода и его княгиню.
– Не Новгороду объявляем войну, но князю Владимиру Святославичу! Пусть его выдадут на расправу! – такое послание полетело на Волхов.
Но Рогволодовичи опоздали…
В Новгороде была ночь, когда в дверь княжьей опочивальни постучал слуга:
– Князь, тебя Добрыня Никитич кличет. Срочно.
На постели вскинулась Алохия:
– Что случилось?
Владимир раздраженно отмахнулся:
– Ничего, спи!
Нелюбимая жена не радовала даже пышным, послушным телом. Именно послушанием и раздражала, своей готовностью подстроиться, сделать, как лучше ему. А князю хотелось сопротивления, уже которую ночь он невольно вспоминал бешеную ярость полоцкой княжны. А Алохия? Наверное, и в таком страшном случае постаралась, чтобы насильнику было удобней!
Понимал, что несправедлив к жене, нечестен с ней, но поделать с собой ничего не мог.
Но сейчас не до Алохии. Дядя никогда не звал его посреди ночи, если возникали какие-то вопросы, решал их сам и только потом вскользь упоминал об этом племяннику. Новгородом правил Добрыня, а не его племянник-князь. И с этим никто не спорил, в том числе сам Владимир.
Вызов посреди ночи означал какую-то немыслимую опасность.
Что душой кривить, Владимир и сам понимал, откуда может быть эта опасность, но он все равно надеялся на умение дяди все рассчитать заранее, обо всем договориться или защитить, если договориться не удастся.
И все же, что случилось? Оскорбленный Ярополк вызывает его в Киев? Вознамерился устроить судилище там?
Добрыня Никитич мерил шагами свою опочивальню, покусывая ус.
Впервые в жизни Владимир видел, чтобы дядя был так встревожен. Князю казалось, что Добрыня Никитич всегда спокоен и уверен в себе, его ничем не испугать, он знает, что и когда сделать, как поступить, и словно предвидит последствия любого поступка.