Тут при упоминании своего имени проснулся старик Лексеич и сказал:
– Про министра – прально! То, что водка подешевела, – это хорошо, а вот что слово запретили – эт как? Правильно написали! Надо запаковать в конверт и в министерство это выслать! Или прямо Путину! Что, Путин, штоле, не матерится? Уверен, что матерится, и еще как! Наш человек!
– Он все больше намеками, – сказала я. Вместо этого слова говорит про половые органы дедушки. Или иногда – бабушки.
– Не слыхал, – сказал Лексеич солидно и с какой-то даже обидой за Путина. – Правда, и мата от него не слыхал. Может, он только между своими?
– А у вас есть рассказы про Путина? – спросил Василий.
– Есть. Но такие… критические как бы… Типа иронические. Как, помните, у Зощенко Ленин ел чернильницы…
Василий рассердился:
– Как это можно есть чернильницы? Чушь какая-то! Не смешно. Человек государством руководит, а вы смеетесь. Нехорошо.
Тут пришла медсестра и говорит:
– Ложитесь. Штаны снимайте. Уколы делать будем. А вы, женщина, рассказывайте в другом месте о том, кто ест чернильницы, а кто – нет (она слышала конец разговора). Больница – дело серьезное. Шутить будете дома.