.
Для 8-летнего мальчика, только что прибывшего из деревни и находившегося в частном, притом иностранном немецком пансионе, и не имевшего, кроме редких рассказов няни и гувернантки, почти никакого представления о русском царе, кровавое событие 1 марта, казалось бы, не могло иметь особенно волнующего значения>18.
А между тем уже тогда под влиянием ли всеобщего негодования и горя, или чего-то другого, уже собственного, полученного, вероятно, мною от моих русских предков, чувство какой-то страшно тяжелой утраты овладело тогда мною, ребенком, наравне со взрослыми и сознательными.
Такое же ощущение, но благодаря зрелому возрасту, с еще большею силою испытал я, находясь уже в военной академии, при получении известия о кончине императора Александра III>19, которого я, в сущности, лично совсем мало знал.
И странно – ведь с кончиной этих государей сама идея царской власти, которой я был предан и которую мне могло «навязать» военное воспитание, не умирала.
Я хорошо знал, что Россия ни на одну минуту не останется и впредь без своего царя, и все-таки…
Ничего подобного я, любивший с малых лет чтение, не переживал, когда умирали наши известные писатели или другие выдающиеся русские, которых не мог уже заменить никто; но их значение для Родины, видимо, не было таким всеобъемлющим как для меня, так и для других.
Кончина императоров захватывала всех; о ней говорили и самые захудалые крестьяне в деревне, и рабочие на улицах.
О смерти Тургенева, Достоевского, Некрасова, гр. Толстого, Владимира Соловьева, Менделеева, Ключевского и многих других упоминалось с волнением лишь в просвещенных кругах.
Для ¾ русского народа эти печальные события проходили совсем незаметно, и такое равнодушие невольно, вероятно, сказывалось и на мне.
Это было уже влияние не узкой среды – на мне отражались, вероятно, влияние и чувства всей моей родины.
* * *
С моим вступлением в кирасирский Ее Величества полк связывается и мое первое знакомство с моим будущим государем Николаем Александровичем.
Впервые я его увидел еще совсем молодым, по-моему, очень красивым, немного застенчивым юношей осенью 1890 года, на Балтийском вокзале в Гатчине, когда он отправлялся в свое дальнее путешествие на Восток>20, а мы, офицеры нашего полка, в котором он числился, провожали его при отъезде.