На пути любви к ближним и доверчивого отношения к жизни, нерассуждающей доброте сердца и по всему направлению своего не затуманенного предрассудками ума Михаил Александрович дошел достаточно далеко – быть может, дальше многих тех, кто в настойчивых поисках новых истин утерял хотя и очень старую, но главную: веру в христианского Бога. Такая вера всегда была и будет сильнее, благороднее и выше всякого знания.
Никакого влияния на эту интимную сторону его религиозного сознания Михаил Александрович не допускал. Он чутко понимал всю несостоятельность, а главное, ненужность разнообразных современных религиозных течений и толков и всегда резко менял разговор, когда заходила о них или о спиритизме и теософии речь.
А попытки в этом направлении, хотя и редко, но среди некоторых офицеров, его полковых товарищей, все же бывали. Искание чего-то нового проникло и в эту, казалось бы, совсем не восприимчивую для таких вопросов среду.
Если говорить о влияниях, то на него вообще влияла не превосходная над ним по силе или просвещению воля других – он умел в таких случаях очень ловко выйти из-под неприятных ему настояний, – его скорее всего заставляло прислушиваться к суждениям и указаниям тех близких его сердцу людей, которые были, по его мнению, несправедливо кем-то обижены или страдали, именно от избытка чужой гнетущей воли, и в нем стремились найти защиту и поддержку.
Очень часто эти «гонимые» люди бывали обижены по заслугам, но уже в одном факте, что они из-за чего-то страдали, он чувствовал какую-то к ним «несправедливость».
– Да ведь это тоже влияние, – воскликнут многие, – только, быть может, еще более тонкое, а потому и более действительное.
Пожалуй, и так – судить не берусь, да и сущность не в том.
Без влияний со стороны ли людей или обстоятельств не живет ни один человек, даже с сильной волей.
Важны, конечно, не сами влияния – они всегда были и будут, – важно то, как их воспринимают и куда они влекут – в сторону ли добра или зла, к счастью или несчастью как для себя, так и для других.
В этом отношении как в исторической, так и обеденной жизни влияние женщин всегда бывало наиболее сильным, но и наиболее опасным.
Не избежал этих обычных влияний и мой Михаил Александрович.
Стремясь давно, целомудренно, к семейной жизни, к «отдельному собственному очагу», он, как и все громадное большинство людей его возраста, находил большое удовольствие в том весьма ограниченном по числу молодом женском обществе, с которым ему хотя и крайне редко, но приходилось все же встречаться.