Я возвращался домой очень поздно, и своих детей мне приходилось видеть большей часть лишь спящими.
Но эта деятельность, несмотря на всю свою напряженность, меня удовлетворяла.
Она была относительно тяжела только потому, что никто не приходил ни ко мне, ни к великому князю, чтобы поделиться чем-нибудь радостным или даже немного довольным.
К Михаилу Александровичу обращались лишь те, кто действительно был измучен жизнью, по своей ли или по чужой вине, или кто, обладая сносным, порою завидным для других существованием, настойчиво желал еще лучшего.
Выслушивать днями как тех, так и других, одинаково считавших себя несчастными, было нелегко.
Первых – по их действительно искреннему справедливому горю, которого нельзя было всем сердцем не разделять, последних – по их упорным домогательствам, и хотя искренним, но всегда мало обоснованным сетованиям на судьбу, а порою и по очень смелым желаниям, которых невозможно было удовлетворить.
В особенности было много просивших об изменении судебных приговоров, домогавшихся получения в различных учреждениях мест или желавших дальнейшего служебного продвижения вперед.
Немало было и изобретателей, частью наивных самоучек, частью ученых, действительно заслуживавших внимания по их изумительным изобретениям, но которым соответствующие учреждения почему-либо не давали хода.
Было много издателей, ученых и художников, просивших о поддержке их трудов и изданий. Очень часто представлялись депутации от разных обществ и городов, ходатайствующих о проведении той или иной железной дороги или указывавших на свои местные нужды.
Иногда появлялись также и тайные посланцы от южных австрийских славян, просившие согласия великого князя быть у них королем. Бывало и много явных самозванцев, силившихся доказать «под большим секретом» их происхождение от той или иной русской коронованной особы. Их «документы» были особенно фантастичны.
Но всего больше было людей, жаловавшихся на неудачно сложившееся существование и упорно веривших, что не только кошелек, но и «одно лишь могущественное слово или желание великого князя» способно изменить их тяжелые обстоятельства на самые счастливые и легкие.
В числе этих было немало просьб об устройстве, вмешательством великого князя, якобы самых счастливых браков, о расторжении несчастных, о понуждении должников заплатить долг, о возвращении несправедливо захваченной земли, о неправедных судьях, о притесняющих родителях и начальстве. Были даже жалобы на оскорбленное самолюбие. Иногда спрашивались советы, как излечить неизлечимую болезнь, и тому подобное.