Все же никогда, до конца своей жизни, себе лично не прощу моего молчания в те минуты. Я смог только отвернуться, чтобы не видеть, как государь подписывал этот роковой для моей Родины документ.
Как сквозь сон помню, что эти Манифесты, подписанные государем около часу ночи (уже на 3 марта), были затем отнесены в купе к графу Фредериксу для «скрепления» и с каким непередаваемым волнением бедный старик, справляясь с трудом с дрожащей рукой, их очень долго подписывал.
Я уже не помню, с кем и когда эти документы были отправлены в поезд Рузского для вручения Гучкову и Шульгину.
Более отчетливо почему-то вспоминается, что и после подписания отречения мы еще долго оставались в вагоне-столовой, не для вечернего чая, к которому никто не прикасался, а для того, чтобы в эти жуткие минуты не быть в одиночестве.
Государь, также в молчаливом раздумье, обмениваясь лишь короткими фразами, оставался некоторое время с нами, а затем, так как было уже слишком поздно, удалился в свой вагон.
Помню и то, что, несмотря на все ожидания, никаких известий из Царского Села все еще получено не было и что в эти же поздние часы (или немного раньше) принесли новую телеграмму от Алексеева из Ставки, испрашивавшего у государя разрешение на назначение, по просьбе Родзянко, генерала Корнилова командующим Петроградским военным округом>31.
Его Величество выразил на это свое согласие и тут же подписал на телеграмме: «исполнить», Н.
Это было первое и последнее правительственное распоряжение, которое государь подписал, не будучи уже императором, но считая себя, до приезда в Ставку великого князя Николая Николаевича, все еще верховным главнокомандующим.
Вспоминается, что вслед за тем кто-то к нам вошел и сказал, что из вагона, в котором прибыли Гучков и Шульгин, разбрасывают собравшейся толпе возмутительные прокламации и что, по слухам, якобы из Петрограда по шоссе на Псков двигаются какие-то автомобили с вооруженными людьми, но что их приказано задержать.
Тут же в столовой появилась у нас, неизвестно кем принесенная, копия последнего вечернего разговора Родзянко с Рузским по прямому проводу, в котором Родзянко в присущем ему возвышенном тоне сообщал, что «у них, в Петрограде, сейчас наступило заметное успокоение, так как впервые удалось достигнуть какого-то и с кем-то соглашения и в первый раз вздохнуть свободно, что такое событие было ими отпраздновано даже пушечными выстрелами из Петропавловской крепости».