Быль. Небыль. Возможно будет - страница 3

Шрифт
Интервал


Отец часто и подолгу отсутствовал, и иногда к нам домой заходила тетя Мария – мамина приятельница по работе – большущая тетка с веснущатым лицом и ярко рыжими волосами. Она была очень шумная и курила одну папиросу за другой. Мне она, почему-то, не нравилась. Они заводили патефон и с грустью слушали музыку своей молодости, а так же уже появившиеся в продаже песни военных лет. Четко запомнились «Вставай, страна огромная», «Синий платочек», «Землянка» и многие другие. Иногда они вдвоем танцевали, а тетя Мария крутила меня в вальсе, как собачонку, вокруг себя.

Немцы стояли под Москвой. Большинство государственных учреждений были эвакуированы. Настал черед наркомата боеприпасов. Отец должен был остаться, а мы с мамой и наркоматом уехать в Куйбышев. Собрав кое-какие вещи, мы поехали к месту общего сбора на одну из подмосковных станций. И тут я сильно заболел. До этого просто куксился, а здесь поднялась температура до сорока градусов, меня сотрясал озноб. Нас с мамой сняли с отъезжающего поезда, и мы вернулись в Москву. В здании наркомата оставалась небольшая группа сотрудников, и мама вернулась на работу, а я очень медленно и с большим трудом выкарабкивался из болезни.

Немцев вскоре разбили под Москвой, и в городе стало спокойней. Однако, налеты их авиации, хотя и в значительной мере ослабленные, все же продолжались. Фрицы буквально засыпали город небольшими зажигательными бомбами – мы их называли «зажигалки», поэтому ночами, когда они обычно прилетали, жильцы дежурили на крышах своих домов и сталкивали бомбы вниз. На мостовой такая «зажигалка» злобно шипела, разбрасывала вокруг себя снопы огненных искр и, нехотя, затихала, засунутая в песок железными щипцами.

В 1942 году после тяжелого ранения отца комиссовали и он стал работать в одной из строительных организаций.

С этого времени он начал пить. Маме это, конечно, не нравилось и они постоянно ругались. Были случаи, когда после такого скандала она забирала меня и ехала к своей маме (моей бабушке) Анне Михайловне в Лихоборы. Там мы и ютились вместе в одной комнате некоторое время, пока не утихала мамина обида.

Комната бабушки была маленькая, очень чистенькая и уютная, как и она сама. Учительница русского языка, заслуженный учитель РСФСР имела за своей спиной тяжелую жизнь. Происхождением из дворянского рода Войтовых, в раннем детстве она потеряла отца и мать. Отец умер от тифа, а мать от туберкулеза. Ее и сестру, оставшихся сиротами, поместили в приют для дворянских детей. Затем она окончила гимназию и, получив звание учительницы, уехала преподавать в село Средний Карачан Воронежской губернии. Там вышла замуж за моего деда Григория Мячина, который, отсидев несколько месяцев в Бутырской тюрьме за распространение политической литературы, был сослан в эти края на поселение и под надзор полиции. Дед был фельдшер, но заведовал небольшой больницей на краю села, где они и проживали. Ко времени революции 1917 года в их семье было уже четверо детей, два мальчика – Толя и Женя, и две девочки – Алла и Марианна (моя мама). Страшное тогда было время. Началась гражданская война. Их село попеременно переходило из рук в руки. То «белые» придут, то «красные», то ворвется банда «зеленых», то еще какая ватага лихих людей.