– Хреново, мать.
– А-а-а! – закричали мы с тётей.
Кажется, волосы встали у меня дыбом. Тётя, вероятно, также не была готова к столь быстрому и явственному чуду, потому как больно сдавила мою ладонь и пробормотала нечленораздельное:
– Я да… Да мы… Я мы…
Тётушку будто заело.
– Ты, мать, это… водки принесла? – строго спросил покойничек.
Крёстная икнула, высвободила, наконец, мою ладонь и стала спешно выкладывать из сумки всё, что принесла.
– Ты это… чего молчишь? – прогудел бас.
Тётя взяла себя в руки.
– Принесла, принесла, – оживилась она. – Чи, знаю, что лежать несладко.
– Холодно, – помог ей покойничек.
– Холодно, – ухватилась тётушка. – И сыро. Раз в год-то и разговеться можно.
– Ты это… На могилке всё оставь, а сама иди, мать, иди, – почти ласково прибавил покойник. – А с тобой это кто? – неожиданно спросил он.
– Со мной-то? – встрепенулась тетя Наташа. – Это племяш мой. Погостить приехал.
– Племяша с собой забери, – приказал бас. – И уже иди, иди, – взмолился он.
– Бегу, – ответила тётя и снова, схватив меня за руку мёртвой хваткой, потащила к выходу. Должен признаться, что рванули мы с тётей по-спринтерски. Позади себя я услыхал треск ломающихся веток кустарника и, охваченный любопытством, на мгновение обернулся. Я увидел силуэт какого-то взлохмаченного бородатого мужика, который шарил руками в том месте, где крёстная выложила продукты и водку. И почему-то вспомнил фразу тёти о том, что «покойнички люди суровые». Именно – люди! Выскочив за ворота кладбища, тётя замедлила бег, перешла на шаг, а затем и вовсе остановилась отдышаться. Мне показалось, что она над чем-то напряжённо думает. И захотелось как-то утешить её.
– Кажется, вас, тётя, Бог услышал, и мы чудо увидели, – радостно заметил я.
Крёстная как будто и не слушала меня. Она нахмурилась, затем хлопнула себя по лбу ладошкой и воскликнула, возмущённо потрясая кулаком в пустоту.
– Вспомнила! Вспомнила этот голос. Ух, паразит! Это ж местный бомж по прозвищу Челентано. Живет на кладбище. Грабёж, да и только! – Она повернулась ко мне. – Ты что-то сказал?
– Я? Ничего.
– Грабёж, да и только, – продолжала сокрушаться тётя Наташа. – Чуда захотелось. Недостойная я, чтобы мне чудо подавать. Во как! – заключила она.
Подходя к дому, тётушка обратилась ко мне с просьбой не рассказывать никому о нашем ночном приключении, уж тем более Димке, который к тому же и в Бога не верует. Я, конечно, дал своё согласие.