— Так он и сейчас где-то тут? — рука сама потянулась к
трофейному мечу, позаимствованному у Тимохи.
— Может тут, а может далече где, — пожал плечами тот. — У берыги
владения на десятки вёрст раскидываются. Пока обойдёт.
— Так бежать отсюда надо, — встрепенулся я.- Пока не пришёл.
— Днём не придёт, — отмахнулся Тимоха небрежно. — Берыги только
по ночам охотятся. А днём спят где-нибудь. Не любят они света, —
пояснил он мне. — Шибко не любят. Так что до ночи тут сейчас самое
безопасное место. Во владения берыги даже волколаки не суются! Я
думал, ты знаешь, — удивился вой. — Чай с деревни родом, не
городской.
— Да с памятью у меня беда, — выдвинул я привычную версию и в
свою очередь поинтересовался: — А ты откуда всё это знаешь? Ты же в
Виличе жил.
— Так я в дружине при яре Бакае меньше полугода прослужил, —
признался Тимоха. — А так-то я, как и ты, деревенский.
— А как же в вои к князю попал?
— Батя пожалел, — посмурнел вой. — Он у меня лесовик. Шкурами
промышлял. Ну и меня этому делу обучить пробовал. Да только
бестолку всё. Лесовиком быть — дар особый нужен; зверя загодя
чуять, места гиблые вовремя подмечать, следов опять же за собой не
оставлять. А у меня не то, что у Никитки — получалось плохо.
Сколько батя не бился, с собой в лес беря, не вышел из меня путный
лесовик.
— А кто такой Никитка?
— Брательник мой старшой. Вот из него лесовик знатный получился,
— признал Тимоха, не скрывая зависти. — А меня батя к яру Бакаю
определил. Шкурку горностая ему за то дал, дорогущую! Сказал, что
так я проживу подольше. И служба не тяжкая, и брюхо полное.
— Выходит, любил тебя, батя, — позавидовал я Тимохе.
— Выходит так. Вот только бестолку батя шкурку горностаевую
потратил. В Вилич мне теперь возврата нет. Враз к вершителям в
застенки попаду. Домой не вернёшься. Прознают, всю семью в ходоки
снарядят, а более и идти некуда.
— Со мной пойдёшь. — решительно заявил я. Убивать Тимоху, в
свете открывшихся обстоятельств, я передумал. Один я в этом лесу
наверняка сгину. А с ним у меня появлялся шанс. Каким бы бездарным
лесовиком не был этот юноша, по сравнению со мной, он Индиана Джонс
с Чинганчгуком вместе взятые.
— С тобой пойти, душу свою сгубить, — ещё больше посмурнел
молодой вой. — Я ведь только там у алтаря понял, кто ты такой есть.
Перевёртыш! Наказание людям Троими ниспосланное за то, что они с
Лишним в своё время яшкались!