И было в той тишине слышно, как в одичалом Селивановом дворе беспечно и обыденно чивикали воробьи.
– А-а, была не была! – наконец тряхнул головой Никола и, воротясь к столу, потянулся за кружкой. – Давайте, братки. А то так и водка выдохнется.
И, будто пробудившись, мужики ожили, потянулись наперекрест, кто чем, нехоромной посудой, стукнулись и выпили молча и жадно. И пошли шариться по столу грубыми, нехваткими пальцами, разбирая, не глядя, нарезанное, накромсанное. И ели тоже молча, замедленно ворочая челюстями, жевали пополам с думой.
– Чего в магазине деется! – Давыдко зажмурился, покачал головой. – Содом! Водку нарасхват. Из Ситного понаехали. Говорят, там уже растащили.
– Ну дак чево… Ясное дело. – Никола Зяблов потянул со стола пряник. – У нас, почитай, полдеревни берут.
– Кой – полдеревни!
– И мы, видать, не последние…
– А кто после нас? Хворь одна.
– Как оно пойдет… От метлы щели нет…
– Дак, мужики, чево слыхал я в магазине-то. Будто сперва к конторе собираться. А потом уже оттудова все вместе пойдем.
– Ну и правильно. Так-то ладнее.
– И штоб подводы были. Сидора покидать.
– Подводы дадут, чего ж не дать. Не в гости к куме…
– Да вон Касьян сам и запрягет, сколь надо.
– Это можно, – кивнул Касьян.
– Касьяну и самому итить.
– Ну дак што… Кто-нибудь потом лошадей обратно отгонит. Да хоть Селиван Степаныч.
– Об чем толк, – готовно согласился дедушко Селиван. – Отгоним, отгоним лошадок. За этим не станет.
– Ну да ладно. Это пустое, – перебил Никола Зяблов. – Пешие ли, конные – все там будем. А вот забота: сено! Надо бы наказать Прохор Ванычу, штоб нашим бабам сенца дал, не обидел бы. Одни ведь остаются.
– Даст, раз обещался.
– Дак кто ж его знает… Время теперь такое… Овес вон забрали. И сено могут затребовать. Лошадей-то небось на войне тоже надо кормить. Они не виноватые.
– Сено! Хлеб неубранный остается.
– Да-а… – почесал за ухом Давыдко. – Не ко времени война зачалась. Что б ей погодить маленько? Ну хоть недельки с три-четыре. Пока б сено прибрали да хлеб. Управились бы, а тогда…
– Что и говорить, не в срок затеялась.
– А и когда война была нашему брату-пахарю впору? – посмеялся дедушко Селиван. – Смерть да война незваны завсегда.
– А я уж было сарайку начал рубить, – сокрушался Давыдко. – Венца три до крыши не довел. Знато, дак уж лучше б не начинал, лежал бы материал в сухом.