Сначала я не понял, зачем мы здесь, а потом, когда этот бугай
начал раздеваться, до меня наконец-то дошло для чего тот притащил
меня к себе в каюту и я стал сопротивляться изо всех своих сил. Мы
боролись наверное с полчаса. Потом видно этой сволочи надоело мое
сопротивление и тот ударом своего пудового кулака, отправил меня в
бессознательное состояние. Пришел в себя уже обратно в своей
тюрьме, где надо мной склонился Кус, держа мою голову на своих
коленях. Я был благодарен ему, за его заботу.
Все мое тело болело и было в синяках. Это провел мой осмотр Кус,
но что удивительно я был в оранжевом комбинезоне. Потом вспомнил,
что всю одежду на мне порвал тот сволочной охранник и это наверное
компенсация за испорченную одежду. Единственное неудобство это
доставляла моя задница, она у меня болела и ныла, но я предпочитал
ничего не говорить Кусу, было очень стыдно.
На следующий день после обеда, ко мне опять подошел этот же
охранник, любитель мальчиков и схватив меня за руку снова
потащил вон из общей клетки. Зная уже, что будет дальше, я
сопротивлялся изо всех своих детских сил. Тогда охранник, подхватив
меня на плечо, понес по коридору, предварительно больно стукнув
меня по голове, отчего помутилось мое сознание
- Я отвалил за тебя нашего старшему целых тысячу кредитов –
бубнил тот, таща меня в свою каюту – и до конца полета буду делать
с тобой все, что захочу.
Потом опять была борьба и когда ему надоело мое сопротивление,
он снова ударил меня по голове и я потерял сознание. Пришел в себя,
как всегда уже в общей клетке.
- Эр Лин ! – так Кус интерпретировал мое земное имя –
лучше тебе не сопротивляться, я видел, как он тебя бил. Этот урод
может тебе свернуть шею и за это ему ничего не будет.
- Никогда добровольно он меня не получит – я зло сжал губы,
скрипя зубами. Кус не понимает, что для меня значит быть
изнасилованным мужиком. Для меня это хуже смерти.
Этот урод приходил за мной каждый день после обеда и каждый раз
повторялось одно и то же, меня каждый раз приносили почти
бездыханным в общую клетку. Многие подростки смотрели на меня с
сочувствием и жалостью, ведь в таком положении мог оказаться любой
из них. А все благодаря моему миловидному лицу, я нравился этому
извращенцу.
Где-то на десятый день я очнулся не в общей клетке, а в каюте.
Удивительно, меня этот урод не унес в тюрьму, а почему-то оставил у
себя. Опасаясь, я не подавал признаков того, что очнулся, лежал
тихо, не шевелясь. В это время дверь каюты открылась и
по-видимому зашел кто-то к моему насильнику.