Вот только когда я встречаюсь взглядом в зеркале со своим отражением, с ужасом замечаю темную фигуру, застывшую в дверях, и в этот момент в студии гаснет свет.
Нет, нет, нет… У меня подкашиваются коленки, и я с болезненным стоном распластываюсь на полу. Что за?.. Осознание некой беспомощности кружит голову еще сильнее, и пару минут я сижу на месте, будто парализованная страхом и нарастающей паникой.
Пытаюсь сглотнуть, но во рту пересохло так, что ничего не выходит. А когда мне кажется, что я улавливаю чье-то дыхание, к горлу подступает комок желчи, но я все-таки нахожу в себе силы сдвинуться с места.
Тяжело дыша, приподнимаюсь и пытаюсь не задохнуться в темноте. Боже… Нервно облизываю губы и, еще немного пошарив ладонями по полу, наконец нахожу сумочку, после чего быстро достаю телефон и включаю на нем фонарик.
Резко разворачиваюсь и начинаю судорожно осматривать помещение, насколько мне позволяет свет телефона. Никого…
Пульс предательски зашкаливает, а грудь ходит ходуном, из-за чего холодная от пота майка прилипает к коже. Мне ведь не могло показаться? Мужчина в дверях. Я видела! Успела заметить, пока не погас свет… Не могла же я сойти с ума от вновь ожившей паранойи?
Дерьмо! Нет, что-то определенно не так! И я собираюсь это выяснить.
— Ребята? — настороженно кричу я, медленно продвигаясь с фонарем вперед и стараясь не обращать внимание на боль в колене и дрожь в ногах. — Есть кто-нибудь? Ральф? — еще шаг, и я оказываюсь в пустом тренажерном зале. — Патрик? Вы где, ребята?
Когда я пришла танцевать, они были здесь, да и Ральф, он же брат Хансона, никогда не оставляет зал без присмотра.
Хлопок двери вынуждает меня вздрогнуть и с надрывом втянуть воздух, а звук тяжелых шагов — закрыть рот и отступить назад.
— Эмма?
Секунда, и мое сердце пропускает удар.
— Эмма, ты здесь?
Хансон. Мой милый Хансон!
Я даже не замечаю, как срываюсь с места и уже в коридоре, заметив его высокую фигуру, прыгаю в его крепкие объятья.
— Я так рада, что ты пришел! — выдыхаю в его большую грудь, обтянутую футболкой, которая виднеется из-под расстегнутого пуховика.
Но вот друг, видимо, не разделяет моего облегчения и через мгновение силой отстраняет меня за плечи, чтобы наказать одним только взглядом. Ему не идет эта хмурость!
Сейчас его профиль освещается лишь фонарем моего телефона, но этого достаточно, чтобы разглядеть довольно-таки озлобленное лицо.