Всю ночь промучившись с животом,
смиренный служитель Господа брат Людвиг стоял на коленях перед
распятием, пытаясь очистить свой разум от суетных мыслей, но ничего
не получалось. Только вчера, вернувшись из утомительного
путешествия по землям язычников, которым он проповедовал слово
Божье, он подхватил какую-то брюшную хворь. Не иначе наказание ему
за малое усердие в деле обращения заблудших к свету истинной веры.
Монах одёрнул себя и прошептал вслух: «Господи прости, какая дурь
лезет в голову». Ибо сказано, что Господь посылает дождь свой на
грешных и праведных. При чём тут провал его миссии, если половина
городка, как и он, со вчерашнего утра не успевает выносить ночные
горшки.
Внезапно дверь в часовню распахнулась
от сильного удара, а ворвавшийся воздух потушил поставленную им
свечу. Обернувшись, монах увидел в рассветных сумерках силуэт
входящего в часовню воина в доспехе, но без шлема, с обнажённым
мечом в руке.
«Монах, хорошо, пойдёшь со мной», –
пророкотал он на скверной латыни.
Людвиг хотел указать ему на
неуместность его нахождения в храме с оружием в руках, но потом
нежданный гость подошёл чуть ближе, и он увидел, что это за гость.
Длинные усы, бритая голова со свисающей с макушки прядью не
оставляли сомнений в том, кто перед ним. Встретившись взглядом с
воином, он почему-то подумал, что у него, наверное, как у
большинства славян, голубые, цвета весеннего неба, глаза.
Снаружи гулко ударил маленький
колокол часовни. И ему вдруг стало легко и спокойно, словно не было
трудной дороги, бессонных ночей и его неудачного миссионерского
труда. Утренние сумерки вдруг просветлели, а сквозь удары колокола
к нему прорвалось пение какой-то пичужки из леса. Мир сделался
бесконечно огромным и одновременно очень маленьким. Оказывается,
умирать легко, ведь это всего лишь возвращение домой. Значительно
труднее просто жить.
На маленькой площади стояло несколько
славян в полном вооружении и ещё некто в странных одеждах,
состоящих из множества небольших лоскутов ткани; судя по поведению,
их командир. Торс его был перетянут широкими ремнями, а за плечами
торчали рукояти мечей. Но не это привлекло внимание монаха. Было в
этом человеке нечто особенное, Людвиг почему-то ощутил некое
внутреннее сходство с ним. Странно, но предводитель славян похоже
тоже что-то почувствовал, прервался на полуслове, развернулся к
нему и пристально посмотрел в глаза. Коротко поклонился ему и
жестом показал встать в стороне. Похоже сегодня убивать его не
собирались.