– Умираю от голода…
Я прихватил из дома пару рисовых
колобков, завернутых в бамбуковые листья. Во время попойки все
думал достать их из рукава, закусить, да как-то не собрался.
Неловко есть в компании, когда остальные пьют без закуски. Если же
разделить колобки между сослуживцами, выйдет по три рисинки на
брата. Только брюхо дразнить! И наконец…
Короче, вот они, колобки.
– Берите. Э, куда вы хватаете! Один
берите, второй мне.
Он глядит на второй колобок, не
моргая. Глаза блестят от слез. Так тонущий смотрит на доску,
проплывающую мимо, вне досягаемости рук несчастного. И что вы
думаете? Я сжалился? Решил остаться голодным в пользу бедолаги? Вы
правильно думаете. Я прибираю второй колобок, откладываю в сторону,
накрываю листьями. Сурово хмурю брови: нечего, мол, руки
тянуть!
– Вы сказали: убийца. Это ваш сын
убийца?
– Кто же еще? Он, гадина…
С набитым ртом он (она?)
говорит на удивление разборчиво. Ну да, заявитель и в кабинет ко
мне явился с набитым ртом. Что бы там у него ни было – прожевал,
проглотил, запросил новой еды. Харчевня ему тут, что
ли?!
– Имя вашего сына?
– Мэмору.
– Имя вашего мужа? Отца
Мэмору?
– А на что вам его имя? Он и помер-то
давно. Животом маялся, кряхтел да и помер…
– Имя вашего мужа!
Отвечайте!
– Коширо, разносчик
тофу[1]. Этот, – лапка снова тычется
в грудь, – сынок мой, гори он в аду, тоже разносчик. Вся семья наша
тофу промышляет… Да вы кого хочешь в квартале спросите! Наш творог
самолучший…
Как он разносчиком-то трудится, а?
Такой плюгавый? Видал я разносчиков – на плечах шест, на шесте
корзины по три штуки с каждой стороны, в корзинах товара горой…
Доска для нарезки, нож, кипа промасленной бумаги. С другой стороны,
среди тех, кого я видал, тоже богатырей не наблюдалось. А таскали –
любо-дорого поглядеть! Сенсей Ясухиро говорит, сила не в мышцах, а
в сухожилиях. Ну, не знаю, может, и так…
– Оставим творог в покое. Вы заявляете
о фуккацу и обвиняете вашего сына в убийстве. Я все правильно
понял?
– Куда уж правильней! Я старая мать
этого негодяя, зовут меня Котонэ. Он меня давно уморить хотел. И
никчемная я, и лишний рот в семье… Вот, добился своего,
выползень.
Разносчик перхает дробным старушечьим
смешком:
– И не думал, небось, что так выйдет.
Не думал, а? Вот теперь я в твоем теле, сукин ты сын! Ладно, не
сукин, нечего на себя напраслину возводить… В твоем я теле, змей
подколодный! О чем сообщаю властям по всем правилам.