– Тогда что ты можешь знать о красоте? Не поверишь, я много чего повидал в Америке. Но таких закатов, как у нас, нигде не встречал. И такие звезды, как у нас, – их больше нигде нет. Я уже не говорю о рыбе. Ты не был в Одессе! Поверь на слово – даже мелкая одесская барабулька вкуснее, чем лучшие лобстеры в самых дорогих кабаках от Нью-Йорка до Сан-Франциско! Ну что ты там высматриваешь, Паша? Ну, плывут к нам? Ну и пусть плывут. Лучше скажи, как тебе наш джин?
– Выше всяких похвал, – с чувством произнес Орлов, не кривя душой.
– О! – Илья поднял палец. – Сразу видно знатока. Напиток произведен на винокурне Луки Петровича. На борту – два бочонка. Но пьем мы его только в море. На берегу – иная карта вин.
Они снова чокнулись. Холодный джин, едва скользнув по глотке, превращался в кипяток. Но только на несколько мгновений. А потом проступал на коже крупными каплями холодного пота.
– Ты не смотри, что я так горячо хвалю барабульку, – говорил Остерман, сочно похрустывая ломтиком перца. – Это отчасти шутка. В каждом месте есть своя прелесть. По молодости я не понимал, насколько хорошо то вино, какое мы пили дома. Да мы же были салажата, какое уж там понятие о вкусах! Но, наверно, то было прекрасное вино. Теперь представь, я живу в Аризоне. Ну, скажем, мотаюсь между Аризоной и Мексикой. И что мне там пить прикажешь? Вино из Одессы? Хотя да, я таки мог бы его заказать, и поверь – мне бы доставили в натуральнейшем виде самое лучшее! Но я в Аризоне – и я пью текилу. А когда бываю в Теннесси, то пью виски Френсиса Дэниэла. Хотя там-то особо не выпьешь – «сухой штат». А когда возил жену в Европу, то – угадай, где мы были? Подсказываю по карте вин: сначала мы пили коньяк, потом шампанское~ Нет, вру! Сначала мы пили скотч! А в конце я упился граппой так, что не помню, как сел на пароход!
– Эдинбург, Париж, Марсель, Неаполь, – быстро перечислил Орлов.
– А сейчас мы пьем джин. То есть не пьем, а языками впустую чешем, – укоризненно произнес Остерман, снова наклоняя кувшин над кружками.
Его речь была быстрой и сбивчивой, как у пьяного, но кувшин он держал твердо и каждый раз плескал в кружки абсолютно одинаковую дозу, ровно на один добрый глоток.
– И если ты поначалу принял меня за патриота, для которого нет еды слаще барабульки, то ты жестоко обманулся. Модное слово, «патриот». Каждый раз, как идет к войне, все становятся жгучими патриотами. Это не про меня. Ну да, я люблю Одессу, но – где она теперь, за океаном? Эта любовь слишком тонкая. А вот когда я говорю, что люблю джин, – это любовь живая. Да, люблю джин, и граппу, и виски. Ты в Африке был?