О чем пожалел на следующее утро, выслушивая первую истерику от Артура, которую он себе позволил в моем присутствии. В глазах собственного сына я стал чудовищем. Но оправдываться не стал. Не стал вываливать на него правду. Пусть лучше считает, что меня переклинило. Особенно неприятным было то, что сын явно испытывал к Стефании интерес. Он отвез ее в больницу после случившегося. Однако меня почему-то особенно взбесил тот факт, что он видел ее обнаженной, прикасался к ней. Это вызвало всплеск жгучей, черной ревности. Я запретил Артуру к ней приближаться. Он вроде бы послушался.
Мне позвонили сразу же, как Стефания написала заявление. Можно ли было это уладить, не приближаясь к ней? Разумеется, это не состааило бы особого труда. Вместо этого я отправился в больницу, забрал ее и привез к себе.
Даже бледная и замученная, она вызывала у меня приступы почти неконтролируемой похоти, когда до боли в яйцах ее хотелось распластать на моей собственной кровати и вколачиваться в нее до вспышек экстаза, испытанного мною ранее.
Делать этого было нельзя. Я читал отчеты врачей. Да и к этому моменту я уже более-менее взял себя в руки. Переступать последнюю грань с этой девушкой, я не стану. Пусть хоть этим я буду отличаться от ее отца. Мою мать он не пощадил.
Надо было закрыть вопрос с делом об изнасиловании и сделать так, чтобы Стефания уехала из города. На одной территории со мной ей оставаться нельзя. Это плохо закончится.
Да, я - больной моральный урод. Девочка была права. Но я заставил ее пойти к следователю и заявить, что она меня оговорила. Мне так захотелось. Правда, допускать, чтобы ее привлекли к уголовной ответственности, я не собирался.
Чего я не ожидал, так это того, что она сломается. Я не планировал дожидаться ее возле следственного комитета. Но все равно ждал. Мне не понравилось то, какой она вышла оттуда. До этого она держалась стойко. Я переоценил, похоже, крепость ее нервной системы. Еще больше мне не понравилось то, что она стала делать затем. Я все ждал, когда она поедет домой. Приближаться к ней самому было рискованно. Я мог не сдержаться. Но и допустить, чтобы к ней подошел кто-то другой, я тоже не мог.
Когда она улеглась на лавку под проливным дождем, я не выдержал. Вышел из автомобиля и забрал ее. Вот только забрать ее себе я не мог. Не после всего, что я ей причинил. Простить меня она не сможет. Такое не прощают. Это я знал слишком хорошо.