Тр-р-р-р… – мгновенно среагировал наш подранок… (Молодец! Настоящий профи! – Д.К.[7]).
Сумев определить по звуку то место, откуда стреляли (метрах в тридцати от забора), я проделал ряд манипуляций,[8] заставивших противника выпустить в меня остаток «магазина», и вихрем понесся к нему. Одетый в спецназовский камуфляж с «разгрузкой», он лежал в небольшой, засыпанной опавшей хвоей ложбине и лихорадочно менял «магазин». Правая штанина и левый рукав набухли кровью. Раненая рука слушалась плохо, что в значительной степени затрудняло перезарядку автомата. И только поэтому я не получил смертоносную очередь в упор! (Случайно встретившись с ним взглядом, я понял – передо мной спец высшей пробы. Не хуже меня самого.)
Пф-ф – я на бегу выстрелил ему в правое плечо. Но… не «обезручил». Видимо, просчитав подобный расклад, он, невзирая на раны, резко отпрянул в сторону (пуля лишь слегка поцарапала кожу), выхватил боевой нож, но метнуть не успел. Высоко подпрыгнув, я приземлился обеими ступнями ему на туловище. (Именно таким ударом Логачев, помнится, проломил потолок в особняке людоеда Новицкого.[9]) Громко хрустнули сломанные кости. На губах противника показалась кровь, нож выпал из ослабевшей руки. Я уже торжествовал победу – «Живым взял!!! Спецы от таких травм не умирают. По крайней мере сразу. Хватит времени для блицдопроса под „сывороткой“.
И вдруг произошло непредвиденное. Весь перекошенный от боли и ненависти, он прильнул лицом к верхнему кармашку разгрузки и выдернул зубами кольцо от гранаты.
«Все! – мелькнула отрешенная мысль. – Допрыгался, дятел!»[10]
В следующий момент чья-то могучая рука схватила меня за шиворот и словно котенка отшвырнула далеко в сторону.
Бу-у-бух! – оглушительно рванула эфэшка. В воздухе просвистел вихрь осколков, но ни один из них меня не задел.
«Не иначе Васильич подоспел, – поднимаясь на ноги, подумал я. – Больше некому! А сам… стопроцентно погиб, спасая мою никчемную жизнь. Господи!!! Ну почему ТАК?!»
На глаза навернулись слезы. Окружающие деревья окутались мутной пеленой, поплыли, начали раздваиваться. Еще немного, и я бы сорвался, как тогда, после гибели Кости, летом 2006-го,[11] но тут…
– Эй, Дима! Где ты есть?! Живой?! Не раненый?! – прозвучал знакомый встревоженный голос. И спустя секунды передо мной возник Логачев: целый, невредимый, в изодранном, перепачканном костюме.