Энши усмехнулся и щелкнул пальцами. Умело сложенные полешки
занялись как сухие, треща в объятьях танцующего на них пламени.
Ганс подсуетился, положил рядом ещё несколько, чтобы подсохли.
— А оно не погаснет?
— Обижаешь, — усмехнулся Энши. — Доставай лучше еду. Я
голоден.
— Как будет угодно, господин, — Ганс действительно полез в
седельные сумки. — Изволите что-то определенное? Хотя выбор,
признаться, невелик.
— Ты назло?
— Простите?
— Это твое «вы», «изволите», «господин»… Мне думается, мы
сработаемся лучше, если будем на ты.
— Мне запрещено вести с вами пустые беседы. Я должен выполнять
все ваши приказы, если это нужно. И выполнять свой долг как
Ключ.
— А со скуки не сдохнешь?
— Не стоит беспокойства. Кроме того, не сочтите за грубость, я
не могу сказать, что хочу…
— Я вот сдохну.
Вместо ответа Ганс укрепил над огнём уже наполненный водой
котелок. Энши вздохнул и подошел ближе к родному теплу. Мрак
отступил, дождь и ветер холодили спину, но их шум необъяснимо
добавлял уюта.
— Значит, ты выполнишь любой мой приказ?
— Только если это необходимо, чтобы исполнить долг.
— Ага… Тогда вот тебе приказ: общайся со мной нормально. А то у
меня, это, настроение испортится. А вместе с ним и магия. Как там?
«Ведь именно от моих сил зависит успех похода».
— Но…
— Чего-то не понял?
— Как скажешь, — процедил Ганс.
И снова повисло молчание. Не сказать, что это было плохо. Но за
годы заточения некогда жизнерадостному и общительному Энши тишина
надоела, пожалуй, больше всего.
Тем временем по просторной комнате разлились запахи еды. Ганс
снял с огня густой суп, разлил по чашкам, разложил на расстеленной
у костра скатерти заранее нарезанные ломти хлеба и чуть подвявшую
зелень. Широким жестом пригласил к столу, хотя сам браться за еду
не спешил: сначала отмыл под дождем котелок и снова повесил над
огнем уже с вином. Тёплое красное вино в такую погоду как раз
кстати.
Да уж, потрясающая забота от паладина.
Чтобы выходец из знатного рода сам кашеварил? Без возражений и
спеси? Энши с самого начала удивило, что с ним не было оруженосца.
Но вряд ли знать так сильно изменилась за последние столетия.
Скорее уж Ганс был ей чужд и не чужд одновременно. Знал этикет, но
не чурался простой солдатни? Может быть, в детстве его отправили
«своими глазами узреть простой люд». Когда-то существовал знатный
род с подобным обычаем.