— Серьёзно? Тогда как ты объяснишь магию?
Но в этот раз засмеялся Ганс. Смеялся от души, даже
покровительственно хлопнул Энши по плечу:
— И всё-таки ты мальчишка! Хотя на вид почти мне ровесник!
Сколько тебе? Ну нету магии, не существует, смирись. Силу дал тебе
ритуал, ты просто смог её принять. Сестра, конечно, все эти
тонкости лучше расскажет. Я понимаю, ты из простых и вырос на
сказках. Но пора ведь взрослеть. Все чудеса этого мира творят нам
жрецы.
— Тогда, — Энши с ледяным спокойствием переждал веселье, —
скажи, хоть один жрец управляет пламенем? Ты вообще в курсе, кто
такие жрецы? Раз уж сестра у тебя из них.
— Жизнь — это особый, великий дар. У него есть своя сила, свои
законы, Изнанка. Жрецы способны видеть сквозь мир, спускаться
глубже к его основам и…
— И при чем здесь пламя?
— Я просил не перебивать меня!
— Огонь — одна из четырех стихий. У него есть имя. И без имени с
ним не управиться. Изнанки для этого мало. Нет и никогда не будет
жреца, способного контролировать пламя: только маги. Что ты скажешь
на это?
— Скажу, что давно пора спать. Нас ждет тяжелый путь. Каждую
крупицу отдыха стоит использовать для отдыха, а не пустых
разговоров.
С этими словами Ганс поднялся, расстелил покрывало и отвернулся
к огню.
Умытое ливнем утро ворвалось в сон многоголосьем птиц. Лес будто
сошел с ума: щебетал и кричал, стрекотал и пел на все лады,
бросаясь в глаза бликами солнечного света. По промокшему и давно
растерявшему весь уют срубу плыли запахи еды пополам с
плесенью.
Ганс уже проснулся и готовил завтрак. Энши наблюдал за ним
из-под полуприкрытых век, стараясь по выражению лица уловить, какие
мысли занимали паладина. Оставил ли ночной разговор какой-то след?
Ганс чихнул, заставив вздрогнуть от неожиданности, негромко
выругался и скосил глаза на Энши:
— Скажите, сколько ещё вы… ты будешь дремать? Позволю себе
напомнить: мы торопимся. И от нашей скорости зависят жизни многих
людей.
— Да-да… уже бегу, — зевнул Энши, от души потягиваясь. — Что на
завтрак?
— Боюсь, наш рацион весьма однообразен. — На знакомый отрез
ткани встала миска похлебки. В этот раз без зелени: компанию блюду
составили лишь криво отрезанный ломоть хлеба и плохое настроение
Ганса.
— Что, не выспался? Мои слова зацепили, да?
— Я прекрасно выспался, — отрезал Ганс, — не сочти за грубость,
но твои слова — глупые детские обиды. Тебе не хватает
воспитания.