Мы идем вдоль воды, я нетерпеливо выбегаю вперед Кукольника.
– Чтобы родилась такая прекрасная девочка, нужно, чтобы у нее были прекрасные родители!
– Необязательно, – Кукольник размахивается и закидывает в море еще одну ракушку с моей слезой. – Достаточно, чтобы ее мать была восхитительна.
– Ты уже знаешь, кто она? Да? – Холодок восторга схватывает мое тело, я бегу в теплую воду.
– Была у меня сделка с одной куклой, – бормочет задумчиво Кукольник. – Она поставила условие…
– Что?! – Я выныриваю и бегу к нему, так и не согревшись.
– Я говорю, что кукла поставила такое условие. Она должна быть невозможно и единолично красива. То есть ни до нее, ни после не должно быть такой красоты. Тогда я тоже поставил свое условие. Она не должна нигде эту красоту отобразить. Она будет красива до самой смерти, но и только. После смерти ее должны будут постепенно забыть. Тогда эта женщина сказала, что согласится, но с условием: она сама будет выбирать мужчин и иметь всех тех, которых выберет.
– Это что, так важно для ку… женщины? – Я останавливаюсь.
– Это самое важное для женщины. – Кукольник достает из мешочка на поясе круглую коробочку, осторожно открывает ее. Там мельчайший белый порошок приятного запаха.
– Дунь, – сказал Кукольник.
Я дунул.
– Да не так! – топнула ножкой Нинон. – Дурак! На парик дуй, и так пудрой все лицо засыпал!
Я смотрю, не отрываясь, на ее лицо. Я удивлен. У Кукольника, вероятно, свое представление о красоте. Ну да, она, конечно, хороша, глаз не отвести, но…
Нинон замечает мою растерянность и застывший взгляд, она успокаивается и разрешает себе легкую улыбку.
– Не нужна мне пудра на лице, паж. Не нужна! Такие краски грешно замазывать, мой паж. Перестань смотреть на меня, ослепнешь!
Я отвожу взгляд и тут же натыкаюсь на себя, размноженного дюжиной зеркал. На мне шитый золотом камзольчик, обтягивающие ноги плотные чулки с подвязками, узконосые туфли на каблуках и с пряжками. Я умею отставить назад ногу и, поклонившись, развести руки в стороны, и все зеркала повторяют мое порхание среди тяжелого бархата портьер.
– А ведь ей пятьдесят пять лет! – гордо заявляет Кукольник, поправляя перед зеркалом букли парика.
Мне это ни о чем не говорит, но Нинон шикает на него и испуганно выглядывает за портьеры:
– Это тайна!
– Так уж и тайна, – фыркает Кукольник. – Правда, что ты отказала королю?