Снабженец явно сомневается: не ловушка ли? Но загорелая кожа,
упругая грудь и шикарные бедра так манят…
- Ладно, пошли, - выдавливает из себя толстяк, обливаясь
потом.
Они идут к переулку. Зеленоглазая кошка и толстая мышка.
Мышеловка захлопнулась, но вкусного сыра мышке не отведать.
Я не следую за ними в переулок – то, что произойдет там, меня не
касается. Мое дело настанет позже. Вынимаю из ножен кинжал. Тяжесть
клинка уже не так неприятна: значит, рука мальца-Бруно постепенно
привыкает к новой роли. Роли того, кто бьет, а не того, кого
бьют.
Жду в кустиках рядом с переулком. А вот и глухой вопль сразу
перешедший в хрип. Толстяк думал отведать загорелого тела торговки,
а отведал клинок ее кореша.
Вхожу в переулок, держа кинжал наготове. Жирное тело снабженца
лежит на земле навытяжку, рядом с перерезанным горлом растекается
блестящее багрово-черное пятно. Девка и пацан лихорадочно копошатся
в карманах своей жертвы, меня они пока не видят.
Делаю короткий, но сильный взмах и бросаю кинжал. Клинок
врезается точно в шею парня, тот, не издав ни звука, валится боком
на землю.
Девка вскакивает, но закричать не успевает. Я бросаюсь вперед,
затыкаю ей ладонью рот.
-Тише, красавица, - шепчу как можно грознее. – Тише, а то
отправишься вслед за своим хахалем.
Ее тело крепкое, горячее, потное от волнения - вполне вероятно,
что она сильнее меня, пятнадцатилетнего шкета. Но сейчас ее
сковывает лютый страх. Держу девку правой рукой, левой вынимаю из
шеи пацана клинок.
Она дергается – думает, что собираюсь перерезать ей глотку.
- Спокойно, - говорю. – Я не убью тебя. Не будешь кричать?
Мычание девки складывается в слово: «не буду». Отпускаю ее.
Отскакивает к стене, смотрит затравленно.
Держа зеленоглазку в поле зрения, быстро проверяю карманы ее
подельника. Кинжал, горсть фиников – больше ничего. Ясненько.
Значит, деньгами в этой банде распоряжался не пацан.
Поворачиваюсь к «ананаске». Дышит тяжело, грудь вздымается, ноги
плотно прижаты. Хороша девка, ничего не скажешь.
- Давай кошелек, а то худо будет, - говорю.
Вдруг девка улыбается во все свои тридцать два зуба. Уж не знаю,
где эта бестия нашла в этом Средневековье стоматолога, но наши,
земные «звезды» Голливуда, умерли бы от зависти, глядя на ее
улыбку.
- Мальчик, - шепчет приятным, обволакивающим голосом. – Ты ведь
не убьешь меня, мальчик?