С тобой без тебя - страница 14

Впрочем, один заходил на второй день после твоей гибели. Коллега твой и второй учредитель вашей фирмы. У вас с ним по 50 % акций. Сидя на диване, вальяжный и сытый, он рассуждал о том, что не такой должна была бы быть твоя смерть. Что ты должен был бы умереть тихо и незаметно, от тромба в артериях сердца, например, когда «бежал бы со своей сумочкой». Словом, позавидовал даже твоей смерти. Ты знаешь, о ком я говорю. Очень больно было это слушать. Еще твое тело не было предано земле, а от тебя уже отрекся тот, кто кормился с твоей руки много лет. Ну да ты не первый и не последний. История человечества знает много подобных примеров. Слава богу, разные люди живут на земле.

Твои друзья по футболу очень помогли с поминками, взяв на себя полностью все расходы и их организацию. Поэтому, родной мой, не расстраивайся из-за отдельных личностей. Ты мне всегда говорил: «Хороших людей больше, но плохие лучше организованы». Твоя гибель организовала хороших, собрала их вместе, в команду. Как ту, футбольную, которую ты собрал при жизни.

Коля, Коля! Как жаль, что твоя жизнь закончилась! Как много дел недоделано! Как рано ты ушел! Господи, зачем Ты это сделал с нами?

Это было странное существо: непропорционально большая голова, очень узкие плечики, длинные руки с большими кистями и с удивительно бледной, какой-то прозрачной кожей. Существо лежало на белой пеленке, вытягивало свое голое тельце и тянуло ко мне худые руки с Колиными кистями. Да, это были кисти Николая. Лица невозможно было рассмотреть из-за странной дымки, скрывающей черты, но это было немолодое лицо, и оно страдало. Страдание существу приносили тонкие многочисленные пленки, обволакивающие все его тело и не дающие свободу движениям. Оно пыталось избавиться от этих пут и какими-то ватными, плохо слушавшимися руками срывало их со своей груди, ворочаясь на пеленке, оставляя на ней куски кожи с пятнами крови.

Я стояла и смотрела на это существо со смешанным чувством брезгливости и жалости. Мне было совершенно понятно, что его надо помыть, что ему очень плохо, что его бледную, странно безжизненную кожу разъедают струпья, висящие на нем лохмотьями. Они же не дают этому существу свободно двигаться и полной грудью дышать. Чувство брезгливости сменилось безмерной жалостью. Свое ведь! Я взяла его на руки и, зачерпнув ладонью воду из небольшой ванночки, начала медленно обливать ею его плечи и руки. Вода была очень чистой и, налитая в мою ладонь, как линза увеличила и проявила мельчайшие черточки и линии на ней. Я рассматривала эти линии на ладони правой руки, продолжая поливать кожу существа, которая с каждым разом становилась все чище и глаже. Я закончила его купать и положила на белую простыню – чистого, гладкого и очень спокойного. Казалось, он спит. «Пусть подсохнет», – подумала я и, оставив его на столе, завернутого с головой в очень белую простыню, странно засиявшую вдруг внутренним светом, ушла выливать воду из ванночки.