. Любой намек на перемены приводит их в бешенство, и они вопят: «Рим гибнет!» – Катилина смотрел куда-то поверх головы Клодия – сквозь настоящее, в дальнюю даль, во тьму. – Они придавили своими толстыми задницами Республику. Остальным ни вздохнуть, ни двинуться. На что же надеются оптиматы? Что наш римский бездельный люд, который разучился работать и просиживает целыми днями в кабаках, и дальше будет так сидеть? Что провинции год за годом будут сносить бессовестные поборы? А послы соседних народов будут смотреть на жирные рожи наших сенаторов и восторгаться величием Рима?
– Что ты хочешь сделать? – спросил Клодий, хотя и так уже понял, на что намекает собеседник.
– Огромное тело фактически лишено головы. Я готов дать ему новую голову. Свою.
Вдруг представилось Клодию, что голова Катилины с длинными черными волосами, с холеной бородкой венчает огромное тело Республики – столь огромное, что даже богам не окинуть его взглядом: от Геркулесовых столбов и Испанских владений на Западе до Ливийских песков и Понтийского царства – на Востоке. И это странное видение уродливого кентавра вызвало на губах Клодия невольную улыбку.
– Хочу, чтобы ты был на моей стороне, Публий.
– Я уже почти твой друг. – Клодий бросил взгляд на дверь.
Цетег шагнул ближе и выхватил кинжал Клодия из ножен, после чего отступил, демонстративно поигрывая трофеем.
– Просто так моими друзьями не становятся. Друзья обязаны оказывать друг другу благодеяния, – усмехнулся мятежный сенатор.
– Как мне облагодетельствовать тебя, Катилина? – было не понять, шутействует молодой патриций или всерьез желает услужить.
– Убить Аппия Клавдия Пульхра.
– Моего брата Аппия? – переспросил Клодий ошарашенно. – Зачем? У него куча детей. Мне после него не достанется ни асса.
– Дело не в деньгах.
Клодий понял, что из таверны ему живым не уйти.
– Это шутка? – Он сумел улыбнуться.
– Нет, я сегодня не в настроении шутить. Но, пожалуй… Можно сохранить Аппию жизнь. Если ты прикончишь Цицерона. Ты же бываешь у консула в доме. Ты – его друг и почти телохранитель.
– Думал, ты лично жаждешь это сделать и никому не уступишь подобного удовольствия.
Катилина щелкнул пальцами, подзывая своего вольноотпущенника, что сидел в углу, пока его господин вел беседу.
– Луций, подай-ка сюда таблички и стило.
Вольноотпущенник положил на стол перед Клодием навощенные таблички и бронзовое стило.