– Смерть заговорщикам! – закричал кто-то в толпе, и Клодий очнулся.
Заседание тянулось медленно. Сенаторы были ни в чем не уверены. Да, Катилина – мерзавец… Сжечь Рим… Но нет, не надо проскрипций! Тогда что делать с заговорщиками? Изгнать? Слишком мягкая мера. Они тут же убегут, соберут войска… Никому не хватало смелости принять окончательное решение.
О боги, что они там решают? Нельзя казнить римских граждан! Прав, прав Цезарь, говоря, что смерть – это воля богов и закон природы, а у людей такого права нет.
– Цезарь хочет сохранить заговорщикам жизнь, – бросил известие в толпу, как камень, юноша с холеной бородкой.
– Да ты сам участник заговора! – выкрикнул дородный старик – тот, что знал все на свете.
– Сам участник… – зашелестело вокруг. – Смерть Цезарю! Смерть!
Толпа прихлынула к храму. Клодий и другие аристократы из охраны пытались их задержать. Какое там! Безумные лица, выпученные глаза! Смерть! Уже и сами охранники бегут внутрь, выкрикивая: «Сметь!» С такими физиономиями врываются солдаты после осады в побежденный город. Смерть… Людская волна ударила Клодия в грудь, подошвы кальцей[51] заскользили по мраморному полу, и толпа потащила патриция внутрь.
Один из юношей-всадников, прежде охранявших храм, в начищенном сверкающем панцире, ринулся к Цезарю, размахивая мечом, но нанести удар не решился. Пожилой сенатор прикрыл Цезаря, как щитом, полой своей тоги. Клодий, подлетев, ударил всадника кулаком в скулу, и мальчишка рухнул к ногам консула, который в этот миг поднялся со своего кресла.
– Всем посторонним вложить мечи в ножны и выйти из храма! – приказал Цицерон.
Голос его зазвенел под сводами и заставил крикунов умолкнуть. На миг Клодий даже залюбовался консулом. Потом демонстративно и очень медленно вложил меч в ножны. Бунтари оробели. Попятились. Казалось, сенаторы в храме совершают таинственные жертвоприношения во благо Республики, а боги за тем жертвоприношением наблюдают – вдоль стен, возвышаясь над римскими сенаторами, стояли мраморные и бронзовые статуи небожителей. Марс и Меркурий, Церера, Юпитер, Минерва и Прекрасная Латона с младенцами Дианой и Аполлоном на руках – удивительные творения греков, воистину божественные в своем совершенстве, смотрели на людей нарисованными или вставными глазами. И вдруг почудилось, что их прекрасные лица исказились от гнева, еще миг, и сами олимпийцы начнут метать молнии и огненные стрелы, разить обезумевших смертных. Толпа попятилась. Клодий двинулся к выходу, раскинув руки, будто именно он, своей волей, гнал оробевших людей назад, на площадь.