Впереди грозного отряда гарцевал наездник в богатом чешуйчатом доспехе, покрытом темно-синим плащом с золотой узорчатой каймой. Лицо его было до глаз закрыто кольчужной маской, над вызолоченным шлемом развевался черный с красными прядями плюмаж. На лазурном миндалевидном щите всадника красовался золотой двуглавый орел, из плеч которого вырастал косой крест, поднимавшийся над орлиными головами. Тот же знак был изображен на хлопавшем по ветру знамени в руках следовавшего за военачальником дофора[27]. Мохноногий фризский жеребец гнедой масти горделиво выступал под командиром могучих всадников.
– Боже правый! – приблизившись к живописной группе на берегу, воскликнул тот. – Глазам своим не верю! – Наездник отстегнул кольчужную полость, открывая лицо. – Да это же сама несравненная Никотея! Надеюсь, прекрасная севаста помнит меня? Я – Симеон Гаврас. И трех месяцев не минуло с той поры, как я привез в Константинополь ко двору младшего брата, Алексея.
– Господи! – не спуская лазурных глаз с воителя, отчаянно вскрикнула севаста и, вскинув ладони, точно пытаясь закрыть ими лицо, рухнула на руки подоспевшей Мафраз.
Человек должен любить других людей ровно настолько, чтоб они не мешали ему любить самого себя.
Оскар Уайльд
«...И по молению христианскому прибрал Господь души грешников – герцога Вильгельма Нормандского и многих графов и баронов его – и тем покарал за многие святотатства, за нечестивость и богомерзкий нрав, коими он с отцом своим, злодейным разбойником и развратником Генрихом, королем бриттов, был равен». – Аббат Сугерий поглядел на выведенные гусиным пером строки и осенил себя крестным знамением. Конечно, грешно было радоваться смерти рабов Божьих, а уж тем паче братьев во Христе, но все же столь нелепая и в то же время такая своевременная гибель наследника английского престола представлялась истинным даром небес.
В последние годы принц Вильгельм доставлял немало хлопот королю Людовику, постоянно подзуживая мятежных баронов севера воевать против своего государя, снабжая их золотом, оружием и давая укрытие в землях Нормандии. Теперь следовало ударить по Руану – столице непокоренного герцогства, не дожидаясь, пока Генрих Боклерк придет в себя и сможет оказать достойное сопротивление.
Поставив отточенное перо в чернильницу, аббат Сугерий поднялся из-за стола и призвал к себе секретаря.