Белый, белый день... - страница 49

Шрифт
Интервал


– Анна Георгиевна! Вас папа к телефону зовет! Срочно…

Вот это уж зря – никакой срочности не было.

– Дедушка? – ворвался в телефонный провод голосок маленькой Саньки. – А мы тут стираем. Вы когда к нам…

Но внучку быстро оторвали от трубки, и П.П. услышал дружелюбный – всегда ровный с ним – голос невестки:

– Добрый вечер, Павел Павлович. Вы меня слышите?

– Слышу, слышу, – буркнул Кавголов.

– Передаю трубку Анне Георгиевне. Ваша кузина – такая прелесть!

П.П. почувствовал, что сердце упало куда-то в пропасть. В вечность…

Он даже зажмурился, чтобы перевести дыхание. Сейчас он услышит…

– Ты не сердись на меня, Павлуша! Первой я к ребятам твоим решила приехать! Не к тебе…

П.П. не мог вымолвить ни слова. Спазм перехватил дыхание. Слезы сами, непроизвольно, мгновенно залили его лицо… Трубка в его руках дрожала. У него как будто начался приступ, мышцы перестали подчиняться…

– Это ничего, Павлуша! – успокаивающе сказала в трубку мать. И после паузы начала говорить тише: – Внучки у тебя – прелесть! Старшей фотографию видела. А младшая!.. Ты не беспокойся, никто не слышит, я ушла в другую комнату. И жена Антона хорошее впечатление производит…

– Ну… – наконец смог что-то вымолвить П.П. – А ты-то?.. Как?

– Это длинный разговор. Не сейчас… А уж Антон!.. – Она даже задохнулась. – Не реви, Павлушка! Антон – это Антон!

– Похож?

– Дело не в том, похож или не похож… – Она вдруг всхлипнула. – Мы об этом в другой раз поговорим!

– Может… не надо? – попросил Павел Павлович.

– Может, и действительно не стоит, – согласилась мать.

– Он на тебя похож! – выкрикнул П.П. – Не на меня! На тебя! Ты заметила?

Мать рассмеялась таким знакомым воркующим, стеснительным смехом.

– А мне почудилось, что я это выдумала! Конечно! Глаза! И овал лица… И улыбка!

– Откуда ты знаешь, какая у тебя улыбка? – вдруг обрушился на нее П.П.

– Была! – вздохнула мать. – Все было… Да где все это?

– Да здесь же! Рядом с тобой! И в моем парне! И в его семье… Во мне, наконец!

– Кузен… – усмехнулась мать.

И они оба, как заговорщики, тихо рассмеялись. Дело было в том, что Павел Илларионович и отец Анны Георгиевны, хотя никогда и не видели друг друга, но по всем старинным метрикам были троюродными братьями. И когда Павел стал почти взрослым, но все еще подвергался материнским педагогическим атакам, он в полушутку в полусерьез иногда говорил ей: «Мадам! С одной стороны, вы мне, конечно, родная мать… И наша сторона не отрицает этого прискорбного для нас факта!.. Но с другой – неопровержимые документы доказывают, что вы мне не столько мать – сколько кузина. И наша сторона, исходя из этого исторического и юридического казуса, готова скорее рассматривать вас, так сказать, во второй ипостаси! Что дает нам полную свободу от ваших нравоучений! А уж тем более – от рукоприкладства!»