Елагин кивал в ответ на каждое предложение ее короткой речи, все сильнее сдвигая при этом густые брови.
– А вот я ее люблю. До такой степени, что готов быть цепным псом у границ ее интересов. Из меня мог бы получиться неплохой ученый – при большей усидчивости. Или серьезный военный – при наличии настоящего врага. А так пребываю в какой-то умственной и нравственной расслабленности. И пользуюсь каждым случаем, когда родина посылает мне сигнал бедствия, чтобы прийти к ней на помощь.
Нина нахмурилась, потерла нос, покосилась на Кастуева, но тот, судя по всему, больше всего интересовался ногой.
– Не совсем поняла, товарищ офицер, вы жалеете, что на нас в данный момент никто не нападает?
Офицер веско кивнул:
– В каком-то смысле. Мы, русские, лучше всего себя чувствуем в обороне против превосходящих сил противника, идеально – когда нас берут за глотку. Такой вечный «Варяг». Тогда у нас появляется все что надо – не только стойкость и отвага, но и организованность, порядок, деловитость даже.
Нина мелко покусывала нижнюю губу, начиная, по-видимому, раздражаться.
– Но я вот тоже «русские», однако совсем не хочу нормального самоощущения такой ценой. Я не люблю, когда меня держат за глотку. Русский – не значит распятый, как хотелось бы думать многим! Таким, как вы. Кстати, больше всего об этом кричат те, кто сами ни за что на крест не полезут. К тому же сейчас как раз тот случай, когда можно попробовать жить по-человечески, по-русски, ни с кем не доходя в отношениях до кровопролития.
Майор медленно покачал головой:
– Это иллюзия.
Нина даже чуть привстала:
– Что – иллюзия?
– Что в настоящий момент нас никто не держит за глотку или по крайней мере не пытается приступить к этому очень любимому в мировом сообществе занятию.
Маленькая украденная дама схватилась за голову и начала раскачиваться из стороны в сторону, постанывая: «Да сколько же можно, сколько можно питаться этой тухлятиной». Потом остановилась и проговорила быстро и четко, глядя майору прямо в глаза:
– Это называется «осадное сознание». Каждый народ в какие-то моменты истории бывает осажден в своем доме, в своем храме, и мудрость вождей заключается в том, чтобы вовремя понять, что осада уже прекратилась. Осаждавшие заняты своими делами, а то и перегрызлись из-за так и не добытой добычи. Хуже всего, когда на башне, то есть у власти, останутся люди, которые будут продолжать бить в набат – вставайте, люди русские! Когда звучат эти крики, крикунов невозможно сместить, потому что любые разговоры на эту тему тут же объявляются предательством. Однажды примененная жесткость не должна признаваться управленческой панацеей. Представьте врача, который успешно вылечил перелом наложением гипса, а потом против всех болезней прописывает только гипс, гипс, гипс! Даже против гриппа! Вот так мы до сих пор и живем. Все мечтают Россию «подморозить».