Грядет еще одна буря - страница 14

Шрифт
Интервал


Ну а ты останешься новенькой моделью без номерного знака. Машина целая и гладкая, словно невеста. Этот мир для тебя – словно временная переправа.

Все они готовы наряжаться и на свадьбе гулять. С них лоск капает. Больше всего женщины марафет наводят, но и некоторые мужчины тоже прихорашиваются. Я про отца своего говорю. Мужчины красотой не обладают, чтобы перед другими прихорашиваться! Красить волосы и брови выщипывать – женское дело, не мужское. Если отец мой мужчина, тогда зачем ему это делать? Даже мамаша моя, то есть мама, не красится как он! Вот сестра моя, Камелия, это другое дело! Она-то еще как суетится да штукатурку накладывает!

С самого утра берет шпатель, лопаточку, кисточку и давай накладывать, конопатить и очищать. То и дело смотрит на себя в зеркало и приговаривает: «Не, не хорошо».

Я раз сто уже отцу говорил: «Камелию ко двору не приглашай!» Ее рвет! Он никогда ни к чему не прислушивался. Но в глазах у него всегда была просьба. Однажды, когда у нее была уж очень сильная рвота, отправили ее за границу – операцию сделали. Поправилась потом, а толку-то? Через день опять та же история! Если разбилась чаша, то уж не склеишь! Но Камелия все кипела-кипела, да так, что через край полилась.

Это меня они заперли, а Камелию оставили. Это как привязать камень, а собаку выпустить. Так не только в школьных учебниках пишут. Прямо-таки распоряжение издали. Так везде было. Школьные учебники научили людей делу.

Камелия – это не настоящее ее имя. Коукаб ее звали. Помнишь, до чего замечательной женщиной была Коукаб[4] в учебнике по персидскому языку! Вот и наша Коукаб до того, как мы разбогатели, прежде чем стать Камелией, отличной была девушкой. А как Камелией стала, испортилась.

Как и я сам, – когда еще Камалем звался, насколько лучше я был, чем потом, когда стал зваться Ками!

Каждому следует знать ценность того имени, которым нарекли его, и нельзя его менять. Если я не прав, скажи, что лгу! Я уж привык. Стоит мне правду сказать, говорят, что лгу.

Скажу честно – этим людям не стоит говорить правду. Они же правды боятся, а когда им врешь – им это по душе. Скажи какому-нибудь уроду: «Дорогой мой, луноликий мой!» Разве сердце его не растает от этих слов?

Когда я правду сказал, что свадьбу сыграть хочу, мне сказали: «Заткнись ты, сумасшедший!»