Интересно, что вот этот специфический, несколько расслабленный стиль вполне уживается с бурным техническим прогрессом, с серьезными зарубежными контактами, с интенсивными торговыми переговорами. В городских офисах я вижу подтянутых, хорошо одетых клерков. А вечером во двор своего дома те же люди выходят, что называется, неглиже. Бедная Виолетта больше всего, кажется, страдает именно от этого пренебрежения к уличной форме одежды. Она же бывшая модель (а может, еще и будущая). Она привыкла к подтянутой, красивой одежде – рабочей, домашней, уличной.
– А тут, представляете, выхожу в воскресенье во двор, и что я вижу? Кто-то в нижнем белье, кто-то в трусах, кто-то в легком халате.
– Так ведь жара же, – пытаюсь я вступиться за тайбэйцев.
– Для жары тоже есть наряды – шорты, майки, сарафаны. Но это для кое-кого из моих соседей как будто даже и не существует. Простота.
Я, в свою очередь, тоже отмечаю некоторую непривычную простоту. Один мой знакомый, заведующий кафедрой, запаздывал на лекцию. Я спросила у его секретарши, не известно ли ей, где он.
– Известно, спит у себя в кабинете, – охотно ответила она.
Ну и ну, подумала я, так заложить своего начальника! Через некоторое время профессор появился в аудитории и без тени смущения сказал:
– Прошу прощения, я сегодня немножко заспался.
Студенты безо всякого удивления раскрыли тетради. Оказалось, профессор спит в кабинете каждый день. А что же здесь плохого? Отдохнул человек, посвежел, пошел работать дальше. И никакого секрета в этом нет.
Другой преподаватель, человек очень уважаемый, любимец студентов, откровенно сообщает:
– Пять минут перерыв. Мне нужно зайти ненадолго в туалет.
И опять никакого удивления, потому что вообще слова «уборная», «туалет» здесь не носят такого «полустыдного» характера, как в Европе. Модно одетая молодая дама подходит в метро к незнакомому и тоже модному мужчине и громко спрашивает: «Не знаете, где здесь туалет?»
Все делается для того, чтобы человеку было легко, комфортно, чтобы не напрягать его понапрасну, чтобы не обидеть. Отсюда вот эти ласковые, мелодичные голоса, обволакивающие интонации. Когда я говорю с Хон Мэйлан (Лили), молодым профессором университета Ченчжи, я чувствую себя жителем глухомани, приехавшим в столицу. Хотя на самом деле все наоборот. Я коренная горожанка, а Лили – селянка из далекой тайваньской деревни. Правда, она уже давно переехала в Тайбэй и говорит по-здешнему – плавно, с мелодичными интонациями, слегка поднимая их к концу фразы. Я же, слушая себя как бы со стороны, чувствую, как резки мои интонации, как громок голос. Я очень стараюсь, но мне так и не удается обрести эту плавность, мелодичность, эту успокаивающую тихость…