Чем жалкие потуги вдохновенья:
И ум ещё не развит был, и опыт мал,
Влиянье на меня имели чьи—то мненья,
И дух мой сам себя тогда не знал.
Одна лишь страсть, о коей не жалею
(И этот грех от ближних нынче не таю:
Запойным чтением я с юности болею),
Мне помогла сквозь мрак нести мечту мою.
Теперь, мне кажется, я знаю, что от жизни
Мне нужно, чтобы в ней счастливой стать:
Жизнь внутреннюю отражать свою, как в призме,
А это значит – мыслить, чувствовать, писать.
Не так существенно, на выходе что будет —
Стихи иль проза, публицистика, роман.
Надеялась на память лет, что не забудет
Она весь этот чувствами расцвеченный обман.
Откладывала вновь и вновь я срок призванья
И занималась чуждым духу ремеслом,
В своём боясь быть гостем самозваным,
Гребла то вкривь, то вкось одним веслом.
Меня, скажу по совести, и заносило:
То в грусти омут, то в отчаянья затон.
Распутав водоросли и собравшись с силой,
Плыла опять я в мир идей, где был Платон.
Предполагаю, промыслительно то было —
Сомненье, выжиданье. Долгу дань
Я отдала профессией, легко её забыла. —
Судьбы моей уже скудеет длань.
Теперь, как никогда, к своей судьбе причастна, —
Её программа не простит мне больше сбой, —
Я только—только постигаю это счастье:
Позволить наконец—то быть собой.
Зарытому таланту и кумирам,
Атлантам, звёздам, жизни «чёрным дырам»
Кариатидою смотрю на вас, атланты,
И умиленья не скрываю больше слёз.
Господь и мне когда—то дал таланты,
Но я зарыла их на сорном поле грёз.
Теперь откапывать хожу я их ночами —
На кухне собственной, орудуя пером,
Отмаливая грех стихами и свечами,
Пока не подогнал свою ладью Харон.
Господь наш щедр, рабы его ленивы.
Рассеян взор был мой, соблазн в себе тая.
Я что—то сеяла, но так скудны поливы.
Сегодня урожай свой собираю я:
Художник из меня не получился.
Не вышел от науки кандидат.
Фотограф был, но, видно, отлучился.
Поэт – неискушённый, как примат.
Но всё ж я ремесло свое не брошу.
Пишу, годам и мненьям вопреки.
Теперь не надо быть ни для кого хорошей.
Симпатий нет у Стикса, у реки.
Она уносит всех равно бесстрастно.
И не исчезнет в ней бесследно лишь атлант.
А я пишу – «о жизни тленной и прекрасной»,
Вернуть трудом пытаясь преданный талант.
Я постигала звукопись стихов.
Они ко мне приходят тайно ночью.
А поутру, освободясь от сна оков,
Я собираю их осколки, клочья,
Чтобы сложить в причудливую быль