Радость и грусть бытия - страница 17

Шрифт
Интервал


Я будто в стареньком кино была
И видела не жизнь – с неё картины.
Они лишь были копией плохой,
Порой вульгарной, реже – романтичной.
Я за своей преподавательской «сохой»
Себе казалась мудрой и практичной.
Вдруг оказалось, жизнь совсем не та,
Какой себе я раньше представляла,
И я как следует уже была в летах,
И жизнь меня как следует помяла.
Но после бед, несчастий, похорóн,
Судьба дала передохнуть все шансы.
Хотя весóм был дней моих урон,
Но понеслась я снова с жизнью в танце.
И, ощутив в себе восторг и дух стихий,
И вместо журавля увидев в небе цаплю,
Я стала снова петь и сочинять стихи,
Чтоб жизнь продлить, испить её по капле,
Как марочное пьёт гурман вино,
Писатель и поэт смакуют слово,
Как водолаз, спустившийся на дно
И выплывший из мрака к свету снова.
Хочу забыть, что забывать нельзя,
Хотя и помнить вроде бесполезно.
Смотрю, как возрождается земля
От холода, как затяжной болезни.
Земля живёт, надеется, цветёт,
И расцветает моё сердце с нею.
И в ульях жизни зреет новый мёд,
И я о мёде жизни думать смею.
9 мая 2007 г.

«Люблю и ненавижу»[14]

Стяжать не славу, но – венцы.
Не рвать у вечности мгновенья.
Так учат святости Отцы.
А я пишу стихотворенья.
Ведь если Слово дал Господь
(надеюсь, я – не графоманка),
Сквозь стынь и мрак, сквозь твердь и водь
Оно прорвётся к жизни танком.
И как смогу теперь посметь
Предать дарованное Богом?!
Препятствием мне будет смерть,
Но не дорóга, не дорóга.
Дышу – пою, хриплю – пою, –
Пусть этой песне люди внемлют, –
Как ненавижу и люблю
И эту жизнь, и эту землю!
10 мая 2007 г

Грусть Асéевского парка[15]

В Асéевском парке «врубают попсу»,
И берег реки тем же вторит.
Народу здесь кинули кость, словно псу,
Теперь особняк – санаторий.
Потрескались стены в нём и потолки,
Трещит и лепнина фасада.
И лопухом заросли уголки
Старинного барского сада.
На синей веранде не «дуются» в вист.
Оркестр не сзывает на бáлы.
Осеннего ветра пронзительный свист
Поёт здесь о том, что пропало.
Пока ещё ели стоят зелены,
Посажены любящим папой,
Пытаются ночью достать до луны
Мохнатой игольчатой лапой.
И дуб ещё помнит былые года
И предков асéевских деток.
Тоскою зелёной стекает вода
С его исторических веток.
Когда-то октябрьские злые ветра
По свету гнездо разметали.
Хранит особняк в себе горечь утрат.
И мы все счастливей не стали.
Теперь для «сердечников» краткий приют
Сей дом, разным хворям обитель.