– Вот, – не тратя времени на объяснения, Штелер кинул на стол перстень.
Хоть по глазам и испещренному складками морщин лицу старика нельзя было совершенно ничего понять, зато потянувшаяся к объекту предстоящего торга рука поведала моррону о многом. Узенькая, тонкая, изъеденная прожилками и узелками вен, она быстро схватила добычу и ловко завертела ее в длинных костлявых пальцах с непропорционально большими и невероятно чувствительными подушечками. Моррон сбился со счету, сколько раз фамильная драгоценность перевернулась в дряблой ладони, сколько раз она побывала на каждом пальце скупщика, кроме большого. Самое удивительное, что за все время оценки вторая рука старика, внимательно всматривавшегося в блеск трех бриллиантов и одного рубина, не покидала кармана халата.
– Вещица дорогая, – наконец-то изрек Витаниэль, весьма удивив продавца.
Обычно скупщики вели себя совсем по-иному. Стараясь сбить как можно ниже цену заинтересовавшего их товара, они первой фразой выражали лишь недовольство и крайнее разочарование. Если бы торг начался с заявления вроде «Ну, я не знаю…», «Подделка, могу дать…» или более радикального высказывания: «Зачем тратишь мое драгоценное время на всякую ерунду?», то Штелер воспринял бы это как должное, но к такому неожиданному началу беседы он оказался совсем не готов, поэтому и стоял как вкопанный, хлопая, словно девица, ресницами и молча слушая, что говорил старик.
– Работа виверийца Антоно Карболо… Великий мастер был… умер лет триста назад, а за десять лет до кончины изготовил этот перстенек на заказ для самого Онгора ванг Штелера. С тех пор вещица ни разу не продавалась, а переходила по наследству, от отца к старшему сыну. Последний владелец барон Аугуст ванг Штелер, вшивая овца, опозорившая древнейший род, – пробормотал на одном дыхании старик, продолжая любоваться прекрасным образцом виверийского ювелирного искусства и совсем не глядя на посетителя.
По правде сказать, моррон был даже рад, что скупщик не обращал на него внимания и разговаривал как будто не с ним, а с поблескивающими в тусклом свете свечей каменьями. Если бы Витаниэль хоть на миг оторвал взор от прекрасной безделушки и взглянул на посетителя, то непременно заметил бы, как злость на долю секунды исказила лицо оклеветанного барона, а при данных обстоятельствах это было бы совсем излишним.