Шанс для динозавра - страница 15

Шрифт
Интервал


– Пьешь? – спросил Барини, показав глазами на кувшин.

– Употребляю. – Гама и в самом деле не выглядел нагрузившимся. – Тебе налить? Устроим поминки по «Пилигриму».

– Налей.

Гама поискал под собой, добыл две глиняные кружки, протер их обода рукавом, со стуком водрузил на стол и плеснул в обе.

– А сыр я весь съел, извини. Есть лепешки, только черствые. И комбикорм из синтезатора.

– Я не голоден. – Барини поднял кружку. Принюхался: пахло неплохо. – Ну… светлая память «Пилигриму». Хороший был корабль.

– Не мог же он вечно болтаться на орбите, – промолвил Гама. Будто извинялся.

Выпили.

Да, подумал Барини, теперь у местных не будет над головой Летящей звезды. Или дьявольской звезды. А может, ангельской. Имперская церковь так и не успела выработать свое окончательное отношение к ней. Многих она пугала, многих притягивала, а удивляла всех, даже самых тупых. Даже крестьян, если те в своих каторжных буднях могли иногда взглянуть, пусть случайно, на звездное небо. А в городах, оплотах вольнодумства, ее в последние годы стали называть звездой Влюбленных.

Кончилась звезда. Упала и сгорела. То, что уцелело, рассыпалось дождем оплавленных обломков неведомо где. И очень хорошо, что далеко от густонаселенной части планеты. Пройдут века, прежде чем аборигены узнают, что такое радиоактивное заражение местности. Или даже тысячелетия, если все пойдет по плану.

– Я тебе книг принес, – сказал Барини, указав глазами на мешок.

– Что-то интересное? – Гама немного оживился.

– Да как сказать… «Опыты сомнения» Пурсала Ар-Магорского, три трактата по медицине и алхимии, одна из них пера знаменитого Фратти, вторая книга «Размышлений о феноменах натуры» Тахти Марбакауского, «Новейшие наставления по тактике осады и обороны крепостей» маршала Глагра… кажется, больше ничего интересного. И еще пуда два богословских трактатов.

– Это для тебя они неинтересны, – уточнил Гама, – а мне как раз по специальности. Я потом посмотрю. Очень тебе признателен.

Князь пожал плечами. В прежние годы Гама рысцой кинулся бы к книгам. Теперь – сидит, потягивая сливянку. Обленился?

Нет. Устал. За двадцать лет немудрено устать. Ожидание – тяжкий труд.

И можно ждать и ждать, ждать и ждать, вымотать себя до предела нескончаемым ожиданием начала – и так и не начать.

Смешно до слез. Ну так посмейтесь же, люди, над слезами! Над слезами бестолковых робких глупцов! И над самими глупцами, конечно, – они того стоят!