.
[86] Тем не менее прибалтийская дипломатия не оставляла попыток добиться благосклонности итальянских фашистов, рассчитывая на некое посредничество Рима в прояснении перспектив отношений с Германией. После развертывания в октябре 1935 г. итальянской агрессии в Эфиопии официальная Рига заняла профашистскую позицию, а глава МИД Латвии Вилхелмс Мунтерс постарался опередить других в признании «Итальянской империи».
Живой интерес Улманиса к фашизму носил не только пропагандистско-зондажный, но и содержательный характер. В частности, он еще до переворота, в октябре 1933 г., поручил новому послу Латвии в Италии А. Спекке детально ознакомиться с корпоративистской системой Муссолини[87] и почерпнул оттуда ряд идей. Впрочем, последовательным эпигоном итальянского фашизма латвийский диктатор не был – он периодически увлекался разными, порой абсолютно противоположными «немарксистскими» течениями. Так, по информации финского посла в Риге Э. Паллина, в процессе лечения в Германии Улманис попал под влияние национал-социалистов. Вызывал некоторую симпатию у него и опыт британских лейбористов (рабочая партия, опирающаяся на профсоюзы),[88] хотя латвийский «вождь» все же склонялся к непартийным формам достижения «единства нации». Латышский эмигрантский историк-коллаборационист Адольф Шилде объяснял негативное отношение Улманиса к применению в Латвии иностранного опыта построения однопартийной диктатуры тем, что он просто боялся внутрипартийной оппозиции, с которой уже сталкивался в своей «вотчине» – «Крестьянском союзе».[89]
Малоисследованным вопросом остается влияние на Улманиса, Сметону и Пятса других, региональных вариаций фашистского режима, в частности – румынской (как и в целом внешнеполитические контакты прибалтов с Румынией). В современной румынской историографии внешняя политика Бухареста в отношении Балтийских стран оценивается как «не очень динамичная» не только из-за географической удаленности, но и вследствие «уважения желаний польского правительства»,[90] заинтересованного быть «первой скрипкой» в регионе. Так, если независимость Латвии была признана Румынией вслед за Парижем 15 февраля 1921 г., то Литва, протестовавшая против оккупации Вильнюса польскими войсками, получила признание своей государственной самостоятельности Бухарестом только 24 августа 1924 г. Учет особых интересов Варшавы строился на положениях двустороннего союзнического договора 1921 г., согласно которым «Польша была первым государством, признавшим принадлежность Бессарабии к Румынии,