Если бы в малом зале рухнули стены, Ула, вероятно, и не заметила бы. Несколько мгновений она слышала лишь стук собственного сердца, которое будто сжали сильной рукой с ледяными пальцами. Карвелл встал рядом с креслом, но видеть его совсем не хотелось. Урсула почувствовала себя предательницей.
— Вынужден подтвердить, — прошелестел советник Харви. Взгляда Улы он не избегал, напротив, готов был принять любые её чувства. — Ваше слово, леди Бидгар.
Сожаление, сочувствие, смиренная печаль окутали Улу. Двое опекунов были поблизости, только она незримо отшатнулась от них. Застыла в кресле лорда земель, где сидел когда-то отец, а до этого дед и многие поколения Бидгаров.
— В случае отказа… — Чуть заметным движением она втянула пересохшие губы, чтобы добыть влаги и суметь сказать хоть что-то.
— Половина земель Бидгар уйдёт лорду Скоггарду. — Посланник вспомнил о своей роли каменного идола и почти не моргал. — Если отказ последует со стороны молодого лорда — его часть земель станет вашей, миледи.
Сгустившаяся осязаемая тишина наполнила малый зал. И в этой тишине твёрдо прозвучал голос леди Бидгар.
— Для вас готова комната, советник Резло. Вы можете отдохнуть до обеда, где мы с радостью ждём вас. Ответ я дам позже.
Младший советник в который раз склонил голову, теперь более искренне, и покинул зал.
6. *5*
Посланник лорда Скоггарда прикрыл за собой дверь. Ула предполагала, что советника Резло не оставят одного. Слуги уделят внимание желаниям гостя и помогут расположиться в замке: все необходимые распоряжения были отданы. А сама хозяйка продолжала сидеть в неудобном деревянном кресле с высокой спинкой, руки безвольно легли на колени.
Леди Бидгар будто летела вниз с башни собственного замка, задыхаясь от потоков встречного воздуха, с замирающим сердцем приближаясь к земной тверди, и неминуемая смерть казалась самым желанным исходом. Ещё утром она испытывала полное счастье и не прочь была мириться с положением хозяйки земель, готова была бороться за каждый день и выживание. Всё сломалось в одно мгновенье.
— Ты знал, Харви, знал. — Ула всхлипнула, но Карвелл и старик, стоявшие перед своей госпожой, увидели лишь сухие глаза, где билась ярость. — И как отец мог так поступить со мной?
Мысль, что человек, память о котором она бережно хранила, разрушил её хрупкую жизнь, заставляла задыхаться.