Ленинский проспект - страница 18

Шрифт
Интервал


Где-то я это видел… неореализм пятидесятых годов XX века?

Быстрей бы автобус, любой, а лучше сто одиннадцатый, экспресс. Вон он, стоит, метрах в тридцати, запотевшие окна (я здесь! мы здесь: кубизм, сюрреализм, импрессионизм, дадаизм, авангардизм, футуризм, формализм, супрематизм, капитализм, конструктивизм, экспрессионизм, эксгибиционизм, постмодернизм!). Нас разделяет чертова дюжина машин.

Дед Мазай и многочасовая пробка. Не доплыть. Кроликивизм.

Ничего не смоет ливень, никого, только пробка расширится, как сознание, поглощая новые сотни машин (ом мани падме хум, ом мани падме хум, ом мани падме хум): Комсомольский станет, как Ленинский, Манежная площадь, как Комсомольский, Тверская улица как Манежная площадь. Все вернется к началу, все станет одним; один сизый дым.

>10 Вот родословие Сима: Сим

был ста лет, и родил Афраксада,

через два года после потопа.

>11 По рождении Афраксада,

Сим прожил пятьсот лет, и родил

сынов и дочерей.

>12 Афраксад жил тридцать пять

лет, и родил Салу.

>13 По рождении Салы, Афрак-

сад жил четыреста три года, и

родил сынов и дочерей.

>14 Сала жил тридцать лет, и

родил Евера…

Петра, Никиту, Андрея, Николая, Анатолия, Ибрагима, Михаила, – могу продолжать, без остановки, – Степана, Марка, Павла, Афанасия, Ивана, – хочу продолжать, но кто-то дышит в ухо перегаром, и некуда отодвинуться, кто-то распространяет благовония типа Chanel № 5, с Черкизовского рынка, и некуда отодвинуться, кто-то (чесночный дух!) оберегает себя от лукавого, и некуда отодвинуться. У меня не поворачивается язык продолжать утверждать, что кто-то кого-то родил; один сизый дым, как выделанная шкурка кролика.

Когда-то наша природа была не такой, как теперь.


Сизый дым (рецепт слабоалкогольного коктейля): десять граммов дождевой воды, двести граммов водки, капля благовония типа Chanel № 5 и три дольки чеснока (избави нас от лукаваго). Пить залпом. Перед употреблением взболтать.

Ваше здоровье!..

Ливень прошел. Стремительный мутный ручей, недавно грозивший разлиться полноводной рекой, унося ушастых вместе с автобусной остановкой куда-то вниз, мимо памятника Гагарину, на третье автотранспортное кольцо, вместе с третьим автотранспортным в Москва-реку, и там, через водоканал им. Москвы, срывая шлюзы, в сторону Астрахани, – истончался на глазах: крысиный хвост, мышиный хвостик, комариный писк. Грязную занавеску (серое чудовище в недавнем прошлом) сдвинули в угол окна, к самому горизонту, чтобы ничто не мешало окну сиять. Я выглянул из укрытия, прищурился, задрав голову вверх, – наше сиятельство! Больно смотреть; никакого тебе отраженья в окне.