Хотя ничего такого и близко не испытывала, рыжая мне сразу не понравилась, на каком-то ином, интуитивном уровне, вызывая отторжение.
Девушка вздрогнула — возможно, почувствовала импульс моей неприязни — и, потупив взгляд, пропищала:
— Да-да… раз ждет, проходите, — указала она в сторону единственной двери на всем этаже. Странная она какая-то. Зашуганная, но сочувствия не вызывала. Девушка поверила мне на слово, сразу же пропустила, не предупредив начальство, если она получит за это, то это будут ее проблемы.
Я шагнула к черной двери и стукнула несколько раз костяшками пальцев по ней, затем вошла внутрь.
К увиденному я была не готова. Абсолютно. Полуобнаженный мужчина бил грушу. По его широкой рельефной спине стекал пот, а мышцы так красиво двигались и бугрились, что я неосознанно шагнула в его сторону и засмотрелась. Ремень на его брюках был расстегнут, я проследила взглядом за болтающейся бляшкой и невольно сглотнула. Мне стало некомфортно стоять на одном месте, а низ живота начал гореть.
Это было настолько красиво, что я возбудилась. Как будто ни разу не видела мужскую тренировку в спортзале, но Самойлов с такой яростью лупил по груше, что, не будь она зафиксирована и сверху, и снизу, наверное, летала бы по всему кабинету. Вряд ли, конечно, такое возможно из-за тяжести, но вот воображению моему было все равно.
Не знаю, сколько я так стояла и молчала, наблюдая за резкими и быстрыми движениями сильных рук, за игрой безупречных мышц, но мужчина внезапно остановился и, уткнувшись лбом в грушу, гулко задышал.
Я смотрела на его руки, мирно покоившиеся на груше, и чувствовала, как внизу живота все сжимается, а в трусиках становится мокро.
Я хотела его.
Хотела этого сильного мужчину с идеальным, рельефным телом, с руками, которые пленяли и вызывали желание прикоснуться к ним, провести рукой по темным волоскам, почувствовать биение пульса под прорисованными венами.
Смотрела на него и не могла совладать с собой, настолько привлекательно и волнующе было то, что мне удалось узреть. Я понимала, что этот мужчина не принадлежал мне, но ничего не могла с собой поделать. Мое тело будто жило своей, отдельной жизнью.
Я вздохнула, наверное, чересчур громко, и Самойлов тут же метнул взгляд в мою сторону. Сначала в его глазах была растерянность, но затем она сменилась задумчивостью и в итоге переросла в удовольствие. Будто он что-то обдумывал и, приняв решение, был рад такому ходу событий.