Современникам, поглощенным повседневными бурями, были непонятны и дики слова Фета, написанные по поводу выхода в свет почти не замеченного критиками сборника стихов Тютчева: «Все живое состоит из противоположностей; момент их гармонического соединения неуловим, и лиризм, этот цвет и вершина жизни, по своей сущности, навсегда останется тайной. Лирическая деятельность тоже требует крайне противоположных качеств, как, например, безумной, слепой отваги и величайшей осторожности (тончайшего чувства меры). Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой, с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик».
Современники в подавляющем своем большинстве лириками не были. Они, даже будучи вполне респектабельными людьми, лелеяли в глубине души практический нигилизм, тайком зачитываясь статьями Писарева – автора формулы: «Сапоги выше Шекспира». Недаром Блок назвал позднее XIX век железным – ведь об этом же писал задолго до него и Федор Глинка, едва ли не первым увидевший грозную апокалиптическую опасность в появлении на российских дорогах первых железных коней…
Блок и его единомышленники – поэты серебряного века, – напротив, оказались романтиками. Они согласны были ходить без сапог, но при том знать Шекспира назубок. По крайней мере, вскоре грянувший кровавый Октябрь вполне предоставил им такую возможность: чудом возникшее издательство «Всемирная литература» давало заработать переводами на кусок хлеба, но на обувь уже не хватало…
Поэты и критики серебряного века вызвали из бездны забвения своих учителей. Тот же Блок готовил издание Аполлона Григорьева и называл в числе своих учителей Полонского; Брюсов с педантичной настойчивостью искал предшественников русского символизма в традиции лирики прошлого века, Городецкий издавал и пропагандировал Никитина, Пяст – Мея, Кузьмина-Караваева – Хомякова; Дмитрий Мережковский, Борис Садовский и Юлий Айхенвальд сочувственно писали и издавали целые книги о русских поэтах прошлого…
Потом вновь наступила тьма. Идеологизированному еще больше, чем русское общество второй половины прошлого века, Советскому государству не нужны были многочисленные поэты прошлого, каждый со своим «вывертом» и «художественными особенностями». Верный своим хозяевам, бард революции Маяковский уверенно посылает всех их «куда-нибудь на ща», где, впрочем, и сам вскоре оказывается.